Обращение к теме национальных проектов на постосманском пространстве обусловлено ростом и институционализацией политической активности этнических меньшинств в Ираке и Сирии, что было вызвано операцией США в Ираке (2003) и событиями Арабской весны. Есть ли для меньшинств, крупнейшим из которых являются курды, место в национальных проектах этих стран? На основе анализа турецкой и арабской версий национализма показано, что изначально они имеют черты как французской (гражданской), так и немецкой (этнической) моделей национализма и предполагают реализацию прав меньшинств только при условии принятия культуры большинства. Однако, если следовать конструктивистскому подходу, можно ожидать развития гражданского компонента. Такой сдвиг произошел в иракской версии национализма, когда демократическая конституция 2005 г. предоставила меньшинствам административно-территориальную (курды) или культурную (туркоманы, ассирийцы) автономию. Изменения в направлении признания культурных прав курдов зафиксированы и в Турции. В Сирии правящая элита по-прежнему придерживается идей арабского национализма, однако многие сирийские оппозиционные организации готовы признать мультиэтнический характер сирийской нации, т. е. сирийский национальный нарратив также усложняется.
Идентификаторы и классификаторы
- Префикс DOI
- 10.24833/2782-7062-2024-3-3-74-92
Британский политолог и социолог Б. Андерсон также связывает формирование этнических идентичностей с феноменом национализма. Согласно Андерсону, этническая идентичность долгий период человеческой истории не считалась чем-то важным. Племенная, региональная, религиозная идентичность, а также принадлежность индивида к социальному классу воспринимались как более значимые. И только политическое взаимодействие с представителями других народов привело к усилению этнической идентичности.
Список литературы
1. Abu-’Uksa, W. (2016). Freedom in the Arab World: Concepts and Ideologies in Arabic Thought in the Nineteenth Century. Cambridge, Cambridge University Press.
2. Al-Rasheed, M., Kersten, C. & Shterin, M. (2012). Demystifying the Caliphate: Historical Memory and Contemporary Contexts. London, Oxford University Press.
3. Anderson, L. D. & Stansfield, G.R.V (2009). Crisis in Kirkuk: The Ethnopolitics of Conflict and Compromise. Philadelphia, PA, University of Pennsylvania Press.
4. Bashkin, O. (2009). The Other Iraq: Pluralism and Culture in Hashemite Iraq. Stanford, Stanford University Press.
5. Ben-Tzur, A. (1968). The Neo-Ba’th Party of Syria. Journal of Contemporary History, 3(3), 161-181. Burgess, G. (1992). The Divine Right of Kings Reconsidered. The English Historical Views, 107(425), 837-861. https://doi.org/www.jstor.org/stable/574219
6. Çolak, Y. (2004). Language Policy and Official Ideology in Early Republican Turkey. Middle Eastern Studies, 40(6), 67-91.
7. David, L. P. (2017). The Kurdish Spring: A New Map of the Middle East. London, Routledge. Eid, M. (2006). Encyclopedia of Arabic Language and Linguistics. Volume 4. Leiden, Brill.
8. Ertürk, N. (2011). Grammatology and Literary Modernity in Turkey. London, Oxford University Press. Gellner, E. (1983). Nations and Nationalism. Ithaca NY, Cornell University Press.
9. Göcek, F. (2011). The Transformation of Turkey: Redefining State and Society from the Ottoman Empire to the Modern Era. London, I.B. Tauris.
10. Gorsky, P.S. (2000). The Mosaic Moment: An Early Modernist Critique of Modernist Theories of Nationalism. American Journal of Sociology, 105(5), 1428-1468. https://doi.org/10.1086/210435.
11. Gunter, M. (2008). The Kurds Ascending. New York, Palgrave MacMillan.
12. Haddad, F. (2012). Political Awakenings in an Artificial State: Iraq, 1914-20. International Journal of Contemporary Iraqi Studies, 6, 1, 3-25.
13. Hanioglu, M. S. (2018). Ataturk: An Intellectual Biography. Princeton, NJ: Princeton University.
14. Holes, C. & Allen, R. (2004). Modern Arabic: Structures, Functions, and Varieties. Georgetown Classics in Arabic Language and Linguistics. Georgetown, Georgetown University Press.
15. Hourani, A. (1983). Arabic Thought in the Liberal Age, 1798-1939. Cambridge, Cambridge University Press.
16. Kadioğlu, A. (1996). The Paradox of Turkish Nationalism and the Construction of Official Identity. Middle Eastern Studies, 32(2),. 177-193.
17. Kamal, S.S. (2003). A House of Many Mansions: The History of Lebanon Reconsidered. New York, I.B. Tauris.
18. Lewis, G. (2002). The Turkish Language Reform: A Catastrophic Success. London, Oxford University Press.
19. O’Flynn, Th.S.R. (2017). The Western Christian Presence in the Russias and Qājār Persia. Studies in Christian Mission. Leiden and Boston: Brill, 1760-1870.
20. Partha, C. (1993) Nationalist Thought and the Colonial World: A Derivative Discourse. Minneapolis: University of Minnesota Press.
21. Penrose, J. (2002). Nations, States and Homelands: Territory and Territoriality in Nationalist Thought. Nations and Nationalism, 8(3), 277-297. https://doi.org/10.1111/1469-8219.00051
22. Salem, P. (1993). Bitter Legacy: Ideology and Politics in the Arab World. Syracuse, NY, Syracuse University Press.
23. Saydam, Y. (2009). Language Problems in the Ottoman Empire. Ekklesiastikos Pharos, 91(1), 33-38. Shay, A. (2002). Choreographic Politics: State Folk Dance Companies, Representation, and Power. Middletown, CT: Wesleyan University Press.
24. Speros, V. (1993). The Turkish State and History: Clio meets the Grey Wolf, 2nd уd. Thessaloniki, Institute for Balkan Studies.
25. Stephen, S. (2004). Foundations of Modern Arab Identity. Gainesville: University Press of Florida. Tauber, E. (2013). The Emergence of the Arab Movements. London: Routledge.
26. Yildiz, K. & Georgina, F. (2004). Kurdish Human Rights Project. The Kurds: Culture and Language Rights.
27. Андерсон Б. (2016). Воображаемые сообщества. М., Кучково поле.
28. Кудряшова И.В., Козинцев А.С. (2023). Попутчики поневоле: исламские партии и арабское национальное государство в свете теории размежеваний. Полис. Политические исследования. № 3. C. 50-69. https://doi.org/10.17976/jpps/2023.03.05
29. Кудряшова И.В., Сейидли С.А. (2024). Тюркский мир и арабская родина: туркоманы Сирии и Ирака в поисках идентичности. Международная аналитика. № 15(1). C. 77-102. https://doi.org/10.46272/2587-8476-2024-15-1-77-102
30. Левин З.И. (1984). Развитие арабской общественной мысли. М.: Наука, 1984.
31. Пир-Будагова Э.П. (2015). История Сирии. XX век. М., ИВ РАН.
32. Попков Ю.В., Топорков В.Т. (2006). Этничность реальная или воображаемая: новый конструктивизм. Вестник НГУ. Серия: Философия. № 4 (2). C. 88-92.
33. Тишков В.А., Шнирельман В.А. (2007). Как и зачем надо изучать национализм // Национализм в мировой истории. Отв. ред. В.А. Тишков, В.А. Шнирельман. М.: Наука. С. 4-35.
34. Аль-Мардини, З. (1988). Кысса аль-хаят Мишель Афляк. Бейрут, Рияд аль-рис лиль-китаб ва ан-нашр. (in Arabic)
35. Битар, С. (1960). Ас-сияса аль-арабийа байн аль-мабда ва ат-татбик (Арабская политика в принципах и на практике). Бейрут, Дар аль-Талия. (in Arabic)
Выпуск
Другие статьи выпуска
Целью данной статьи является описание геополитической структуры Ближнего Востока и анализ факторов, препятствующих становлению региональной подсистемы. Среди ключевой причины незрелости региональной подсистемы международных отношений в регионе Ближнего Востока автор выделяет отсутствие государства-лидера или организации, способных стать ядром подсистемы, отсутствие стремления у региональных субъектов действовать на основе общих интересов, а также отсутствие инклюзивной региональной идентичности ввиду культурной и этнической гетерогенности, наличие конфликтов, также других хронических проблем безопасности (терроризм и пр.). Интеграционные инициативы, способные стянуть регион в подсистему, в настоящее время также переживают кризисный период. Автор утверждает, что регион Ближнего Востока является скорее международно-политическим пространством, где протекают связанное межкультурное, политическое, экономическое и другое взаимодействие без политического единства. Приводятся три возможных сценария развития отношений между региональными центрами силы в процессе формирования региональной подсистемы.
Со второй половины XX века для стран Большого Ближнего Востока вопросы, связанные с обеспечением водными ресурсами, приобретают первостепенное значение. В первую очередь это связано с тем, что на фоне непрерывного увеличения спроса на жизненно необходимый ресурс, практически полностью отсутствует его общедоступная альтернатива. Водный кризис в Иране за последние 10 лет стал проблемой государственного масштаба. На этом фоне руководство страны вынуждено в более жесткой форме отстаивать свои права на совместное использование трансграничных водных ресурсов. При этом, если с некоторыми соседними государствами проблемы совместного водопользования начали проявляться относительно недавно, то с Афганистаном водные споры за ресурсы реки Гильменд уже имеют более полуторавековую историю. За это время страны успели накопить множество противоречий, которые не позволяют им до сих пор найти устраивающий каждую из сторон выход из сложившейся ситуации. Автор приходит к выводу, что нынешняя ситуация с распределением водных ресурсов трансграничной реки Гильменд не устраивает ни одну из сторон. При этом Иран, расположенный в нижнем течении реки, находится в заведомо проигрышном положении, так как Афганистан может использовать выгодное географическое положение для продвижения собственных интересов. Обстановка вокруг спора Ирана и Афганистана за водные ресурсы является крайне нестабильной и имеет потенциал к резкому обострению. Проблема, обусловленная историческими противоречиями и другими факторами, рассматриваемыми в статье, приобретает для обеих стран критические масштабы, дальнейшее игнорирование которой может привести к обострению конфликта.
В статье анализируются изменения внешнеполитического курса Республики Корея в отношении Арктики, а именно факторы и причины, побуждающие Сеул рассматривать Северный морской путь как основной логистический маршрут для поставок товаров, а так же выгоды от взаимного укрепления сотрудничества с Российской Федерацией в данной сфере. Среди основных факторов, повышающих значимость Северного морского пути для Республики Корея, выделяются зависимость экономики Кореи от внешней торговли, геополитическая ситуация (сложности взаимоотношений с КНДР, обострение палестино-израильского конфликта и ситуации на Ближнем Востоке в целом), потребность в снижении сроков поставок и других транзакционных издержек, удорожание поставок по традиционным маршрутам. Автор дает оценку влияния антироссийских западных санкций на реализацию проектов в Арктике, в том числе по строительству ледоколов, освоению маршрутов и т. д. В статье также сопоставлены интересы России, Республики Корея и других арктических государств в развитии Северного морского пути, которое носит взаимовыгодный характер.
Появление многосторонних инициатив ведущих государств и интеграционных объединений мира, в число которых входят “Пояс и путь” КНР, “Большое евразийское партнерство” Российской Федерации, “Свободный и открытый Индо-Тихоокеанский регион” США и Японии, “Глобальный портал” ЕС (Global Gateway) – один из элементов соперничества центров силы друг с другом. В рамках системы международных отношений этот тренд формирует комплексную взаимозависимость между государствами, занимающими разное положение в глобальной иерархии и имеющими разное социально-экономическое развитие. Сопоставление многосторонних инициатив по тем или иным критериям является перспективной исследовательской тематикой. Авторы изучают конвергенцию и дивергенцию многосторонних инициатив на основе анализа динамики неравенства доходов государств-участников. Подход опирается на расчет межгосударственного индекса Джини по паритетному ВВП на душу населения.
Выводы исследования следующие. Во-первых, авторы выявили наличие многосторонних инициатив с сотрудничеством развивающего (инфраструктурного) типа у всех крупных государств – центров силы, таким образом в статье рассмотрены инициативы КНР, США, РФ, Японии и ЕС. Во-вторых, в их запуске инициатив прослеживается элемент копирования стратегий и конкуренции центров силы друг с другом. Это проявляется как в элементах целеполагания, так и в составе участников и позволяет сделать заключение о том, что многосторонние инициативы – это элемент реализации влияния (power) и одновременно элемент комплексной взаимозависимости (interdependence) в периоды глобализационного, а не геополитического вектора экспансии системы международных отношений. В-третьих, расчеты показали интерпретационный потенциал межгосударственного индекса Джини как подхода к измерению конвергенции многосторонних инициатив интеграционных объединений. Снижение индекса Джини означает, что государства с низкими и средними доходами растут быстрее. Частные итоги исследования показали, что восходящие центры силы – Россия и КНР, а также Япония – традиционный центр силы – имеют меньшее неравенство и лучшие показатели конвергенции внутри формируемых многосторонних инициатив. Инициатива США характеризуется самым высоким уровнем неравенства, но есть конвергенция, инициатива ЕС характеризуется высоким неравенством и наименее конвергентна в динамике.
Используемый авторами подход к оценке конвергенции многосторонних инициатив на основе расчета межгосударственного индекса Джини с достаточной полнотой демонстрирует неравенство и характеризует процессы конвергенции и дивергенции многосторонних инициатив.
Издательство
- Издательство
- МГИМО
- Регион
- Россия, Москва
- Почтовый адрес
- 119454, Москва, проспект Вернадского, 76.
- Юр. адрес
- 119454, Москва, проспект Вернадского, 76.
- ФИО
- Торкунов Анатолий Васильевич (РЕКТОР)
- E-mail адрес
- portal@inno.mgimo.ru
- Контактный телефон
- +7 (495) 2294049
- Сайт
- https://mgimo.ru/