Статья: Развитие правовых позиций Пленума Верховного Суда Российской Федерации о судебной проверке законности реализации административного усмотрения (2024)

Статья посвящена уголовно-правовой характеристике места совершения кибепреступлений – преступлений, совершённых с использованием электронных или информационно-телекоммуникационных сетей, в том числе сети «Интернет». Раскрывается значение понятия места совершения преступления в уголовном и уголовно-процессуальном праве, содержание возможных подходов к определению общего понятия места совершения преступления, с которым уголовное и уголовно-процессуальное право связывают специфические правовые последствия: специально-отраслевого (понятие вырабатывается применительно к тем задачам, которые соответствующая отрасль связывает с данным вопросом) и общеотраслевого (предполагает выработку унифицированного понятия места совершения преступления, применимого для решения задач любой отраслевой принадлежности). Констатируется, что любой из подходов предполагает выработку понятия места совершения преступления на основании юридической фикции, т. е. место совершения преступления формальноюридически будет привязано к месту территориальной локализации какого-то одного из признаков состава преступления (обычно это место совершения деяния и (или) место наступления общественно опасного последствия). Исходя из результатов анализа разъяснений Пленума Верховного Суда Российской Федерации и складывающейся судебной практики, сделан вывод о том, что в понимании места совершения преступления как для целей уголовного права, так и для целей уголовно-процессуального права превалирует идея об определении места преступления временем его совершения (ч. 2 ст. 9 Уголовного кодекса Российской Федерации). Местом совершения преступления надлежит считать то место, в котором совершено общественно опасное действие (бездействие), независимо от места наступления последствий. Анализируются вопросы определения места совершения киберпреступлений с учетом особенностей сложной конструкции их объективной стороны. Местом совершения единого киберпреступления, объективная сторона которого выразилась в совершении нескольких противоправных действий, разделенных между собой как темпорально, так и территориально, надлежит считать место совершения каждого из указанных действий. При этом такое преступление с уголовно-процессуальной точки зрения следует считать «начатым в одном месте, а оконченным в другом месте», что определяет подследственность и подсудность уголовного дела по «месту окончания преступления» (понимаемого не в уголовно-правовом, а в уголовно-процессуальном смысле), т. е. по месту совершения последнего деяния, входящего в объективную сторону состава преступления (ч. 2 ст. 32, ч. 2 ст. 152 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации).

В статье рассматриваются уголовно-правовая, криминологическая, криминалистическая характеристики, а также некоторые особенности расследования треш-стримов – онлайн-трансляций, связанных с демонстрацией совершения преступлений. Указанные трансляции содержат криминалистически значимую информацию и пропагандируют противоправное поведение, в связи с этим действия лиц, причастных к подобным трансляциям, подлежат уголовно-правовому и криминалистическому анализу. Делается вывод о том, что уголовный закон не устанавливает самостоятельную ответственность за треш-стримы, в рамках действующего законодательства произошло лишь ужесточение уголовной ответственности за уже существующие преступления против личности. При попытке закрепить ответственность за треш-стримы законодателю не удалось дать должную уголовно-правовую оценку особенностям мотива преступника и участию зрителей (слушателей) треш-стрима. При этом нормы о соучастии дают правоприменителю возможность привлечь последних в качестве пособников или подстрекателей. Авторами обосновывается вывод о том, что в случае прямой трансляции противоправных действий, предусмотренных ст. ст. 105, 111, 112, 117, 119, 126, 127, 1271, 1272 Уголовного кодекса Российской Федерации, речь следует вести об обстановке совершения преступления, а при трансляции записи вышеуказанных преступлений – о криминализированном постпреступном поведении. И в первом, и во втором случае факультативным объектом данной группы преступлений будет выступать общественная нравственность.

В современных условиях увеличения объема персональных данных, а также количества юридически значимых действий, которые можно осуществить, имея доступ к этим данным, возрастает роль их правовой защиты. Целью настоящей работы является выявление природы права на персональные данные. На основании результатов анализа российского законодательства автор приходит к выводу о существовании непоименованного самостоятельного субъективного права, направленного на реализацию интереса субъекта персональных данных контролировать и определять условия их обработки, а также защищать персональные данные от неправомерного использования. В рамках исследования анализируется современное состояние научной дискуссии о природе исследуемого права. Выделяются три ключевых подхода в науке к самостоятельности этого права, условно именуемые игнорирующим, отрицающим и признающим. Критически оценивается отсутствие единообразного научного подхода к наименованию исследуемого права. Автором предлагается возможное обозначение анализируемого субъективного права – «право на неприкосновенность персональных данных». Раскрываются его характеристики как самостоятельного, субъективного, личного неимущественного, абсолютного гражданского права. Обозначаются особенности его возникновения и прекращения. В частности, моментом возникновения признается рождение человека, а моментом прекращения – исчезновение цели обработки персональных данных, что происходит чаще всего в случае смерти лица, чьи персональные данные обрабатывались. Обосновывается необходимость правопреемства для реализации исследуемого права наследниками для обеспечения неприкосновенности персональных данных наследодателя в случае продолжения их обработки. Разграничивая право на неприкосновенность персональных данных и право на неприкосновенность частной жизни, автор приходит к выводу, что это самостоятельные субъективные права. Они взаимосвязаны только на уровне теоретических конструкций, для того чтобы использовать, например, инструменты защиты одного права в случае нарушения другого. Выявлена закономерность в судебной практике о выделении судами права на персональные данные, которое прямо ими не именуется, но обеспечивается защитой.

В статье описывается эволюция законодательства о судебном рассмотрении дел об административных правонарушениях во всех странах постсоветского пространства. Формулируется вывод о том, что Основы законодательства Союза ССР и союзных республик об административных правонарушениях 1980 г. исторически были вариантом лишь частичной кодификации административно-процессуальных норм. Однако этот правовой акт создал законодательную традицию полной кодификации административно-деликтного и соответствующего процессуального права с объединением судебного и несудебного порядков рассмотрения дел об административных правонарушениях в единое производство. Несмотря на отголоски такой традиции, в постсоветскую эпоху почти во всех странах ближнего зарубежья судебный порядок проявляет устойчивую тенденцию к обособлению от несудебного производства по делам об административных правонарушениях. При этом интеграция его в кодекс административного судопроизводства является исключением, а не правилом. Напротив, он чаще сближается с уголовным процессом вплоть до прямых ссылок на положения уголовно-процессуального кодекса. Однако, даже оставшись в системе административно-юрисдикционного процесса, судебное производство отделяется от несудебного с тенденцией либо обособиться от него в отдельный процессуальный институт, либо доминировать над ним в качестве основного процессуального регламента. В этой связи автор выражает согласие с мнением Ю. П. Соловья и П. П. Серкова о том, что производство по делам об административных правонарушениях не связано с разрешением публично-правовых споров, а рассмотрение судьями дел об административных правонарушениях имеет принципиальные отличия от несудебной административно-юрисдикционной деятельности. Формулируется вывод о том, что судебное и несудебное рассмотрение административно-деликтных дел фактически не образует единое производство по делам об административных правонарушениях. Предвосхищая по итогам сравнительно-правового исследования развитие российского законодательства, автор предполагает, что принятие Процессуального кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях является лишь временной мерой. Вскоре может быть поставлен вопрос о выделении порядка производства по делам об административных правонарушениях в судах общей юрисдикции в отдельный процессуальный закон.

В статье анализируются роль, значение и особенности функционирования механизма реализации права граждан на обращение в органы государственной власти и местного самоуправления в период проведения Российской Федерацией специальной военной операции. Обращается внимание на исследуемый механизм правореализации в условиях проведения специальной военной операции в контексте намеченного вектора на построение в России партисипативной модели правового государства, что на сегодняшний день приобретает особую актуальность и значимость. Целью настоящего исследования является обоснование совершенствования механизма реализации гражданами их конституционного права на обращение в органы публичной власти. Анализ нормативных правовых актов, правоохранительной практики и специально проведенное исследование рассматриваемой проблемы свидетельствуют о наличии серьезных недостатков и накопившихся проблем функционирования данного института, особенно проявившихся в контексте проведения Россией специальной военной операции. К числу таких нерешенных проблемных задач относятся: отсутствие нормативно закрепленной процедуры оперативного рассмотрения обращений; бессистемность форм, способов и процедур подачи и рассмотрения электронных обращений в условиях отсутствия единых стандартов и соответствующей правовой регламентации; игнорирование законодателем необходимости правовой имплементации коллективных форм обращений в действующий механизм исследуемой правореализации; закрытый характер деятельности силовых структур Российской Федерации, опосредующий многочисленные нарушения публичных прав граждан на обращения в этих ведомствах. Для решения названных задач сформулированы конкретные предложения и рекомендации федеральному законодателю, направленные на устранение имеющихся пробелов и противоречий в правовом регулировании, а также на повышение эффективности функционирования исследуемого механизма. Особое внимание уделено актуальной проблеме подачи или размещения коллективных обращений публичного характера в контексте принятия новых норм в Уголовный кодекс Российской Федерации и Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях, устанавливающих карательные санкции за публичные действия, направленные на дискредитацию использования Вооруженных Сил Российской Федерации. В рамках исследования авторы опирались на современные методы познания, выявленные и разработанные юридической наукой и апробированные практикой, что позволило комплексно рассмотреть исследуемую проблематику и раскрыть ее в неразрывном единстве с другими правовыми явлениями и категориями. В ходе исследования также были использованы частнонаучные и специальные методы познания (формально-логические, исторические, анализа и синтеза, абстрагирования и моделирования) и некоторые другие.

В статье представлен сравнительный анализ конструктивных особенностей норм Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях (далее – КоАП РФ), основанный на правовых позициях высших законодательных (представительных), судебных органов власти, мнениях ученых-правоведов в части установления ответственности за нарушения, допущенные в условиях экстраординарных (особых) правовых режимов: военного, чрезвычайного положения, чрезвычайной ситуации, правовых режимов повышенной готовности, противодействия терроризму, экстремистской деятельности, закрытого административно-территориального образования. Особое внимание уделяется конструкции составов административных правонарушений, предусмотренных ст. ст. 20.3, 20.5, 20.5.1, 20.6, 20.6.1, 20.7, 20.19, 20.27 КоАП РФ, и их соотношению с аналогичными нормами проекта КоАП РФ от 29 мая 2020 г., разработанного и опубликованного Минюстом России. Сравнительный анализ диспозиций соответствующих норм административно-деликтного права позволил выявить некоторые проблемы, связанные с недостаточно точным разграничением ответственности за невыполнение требований в условиях экстраординарных (особых) правовых режимов, определением субъекта анализируемого правонарушения. Отмечается, что большинство норм, устанавливающих административную ответственность за нарушение экстраординарных (особых) правовых режимов, сконструированы по типу бланкетных, отсылают к регулятивному законодательству, которое не содержит положений, указывающих на порядок их применения. Авторы полагают, что использование указанной законодательной конструкции уместно в тех случаях, когда это необходимо для эффективности реализации не только экстраординарных (особых) правовых режимов, но и правового механизма, который обеспечивает четкость и полноту регулирования ответственности за их нарушение. Резюмируется, что бессистемность и рассогласованность изменений, вносимых в законодательство об административных правонарушениях, нередко приводит к коллизионному пересечению отдельных положений КоАП РФ и обусловливает необходимость их корректировки в части формулирования объективных признаков правонарушения и установлению степени соответствия санкций статей гл. 20 КоАП РФ количественному и качественному аспектам строгости системы административных наказаний. В связи с вышеизложенным авторами предлагается применять комплексный подход к проработке норм действующего административно-деликтного законодательства, в частности содержания положений гл. 20 КоАП РФ, разработать методические рекомендации по обеспечению производства по делам об административных правонарушениях, связанным с реализацией экстраординарных (особых) правовых режимов деятельности публичной администрации.

Статья посвящена академической научной школе административного права. Показано значение научной школы для научного сообщества. Собственно научная школа понимается не иначе как объединенное общей идеей локальное научное сообщество, которое является частью профессионального сообщества ученых. Выделены основные признаки научной школы. Наличие в рамках научной школы обособленных научных направлений является ее самостоятельным признаком. Как правило, таких направлений несколько. Обычно они складываются в зависимости от сферы научных интересов и предпочтений наиболее авторитетных представителей соответствующей научной школы. Рассмотрено зарождение и развитие академической научной школы административного права, основателем которой по праву считается профессор Семён Севастьянович Студеникин. Проанализированы те его основные идеи, которые составили фундамент академической научной школы административного права, а также выделены научные направления, особенно интересовавшие ученого. Дан краткий обзор научной деятельности и достижений представителей академической научной школы, сформировавшейся и продолжающей успешно развиваться в Институте государства и права Российской академии наук. Выделены научные направления этой научной школы. Анализ трудов представителей академической научной школы административного права позволяет говорить о трех ее научных направлениях: теоретическом, государственно-управленческом, защиты субъективных прав граждан в сфере государственного управления. Два первых направления заложил и плодотворно разрабатывал профессор С. С. Студеникин. Основоположником третьего направления являлся профессор М. Д. Загряцков. Показан вклад последователей этих ученых, включая современных представителей академической науки административного права, в разработку каждого из трех основных направлений научной школы.

Исследование посвящено анализу национального турецкого законодательства в сфере территориальной и административной организации местного управления. Актуальность темы исследования обусловлена слабой изученностью предмета в отечественной юридической науке. Настоящая статья подготовлена на основе национального турецкого законодательства в авторском переводе. Автор характеризует правовое регулирование Турецкой Республики в сфере местного управления в селах. Проведен анализ законодательства о местном управлении, во-первых, на предмет выявления территориальной организации местного управления, во-вторых, для определения системы местного управления на нижнем уровне публичной власти – в селах, в-третьих, для выявления особенностей законодательного закрепления компетенции органов и должностных лиц местного управления. Автором рассматриваются территориальные и административные основы организации местного управления как заложенные изначально, так и образовавшиеся в ходе развития местного управления в Турецкой Республике. Подчеркивается стабильность и жизнеспособность национального законодательства в этой сфере на протяжении более чем 100 лет. Обращается внимание на попытки реформирования территориальных и административных основ местного управления, исходя из общей концепции развития государства. Использование общих, частно-научных и специальных методов познания (формально-логического, историко-правового, анализа и синтеза, абстрагирования, проблемно-хронологического) позволило автору представить общий обзор турецкого законодательства, рассмотреть его в динамике и сформулировать выводы. В частности, автор видит прямую зависимость вопросов местного значения сельских муниципалитетов от территориальной организации местного управления и в целом от административно-территориального деления страны. Анализ системы местного управления в Турецкой Республике на протяжении ХХ – начала ХХI в. наглядно свидетельствует о смешанном варианте модели организации местного управления.