Статья: Концепты видимого и невидимого врага как антагонистические составляющие, определяющие успех ведения военного противоборства (на примере использования оптических устройств) (2025)

В статье исследуется прогрессивизм, являющийся, по сути, научной установкой, как продолжение эсхатологической традиции, сформированной в рамках европейского рационализма. Анализируется, каким именно образом идеи линейного прогресса, сформулированные в эпоху Просвещения, стали секуляризованной версией религиозных эсхатологических концепций. Рассматривается, как модерн, несмотря на свою рационалистическую установку и критерии научности, сам является развитием апокалиптических мотивов спасения, в форме науки и технологического развития. В ходе работы проводится сравнительный анализ научного рационализма и эсхатологического мифа, который выявляет их структурные сходства. Также в качестве противоположной к “эсхатологическому”, рассматривается и миф “палингенетический” как контрастный элемент, позволяющий глубже осмыслить особенности эсхатологической модели. Объектом исследования является прогрессивизм и его “темпоральная парадигма” как часть традиции европейского научного рационализма. Предметом же я хочу заявить “эсхатологию” как корень этого самого прогрессивизма. Я использую в статье следующие научные методы: метатеория и философия науки, исторический метод, а также эволюционизм как научный метод. Научная новизна данной статьи заключается в анализе взаимосвязи между “мифом” и “темпоральной парадигмой” современной науки, которая (темпоральная парадигма) не является, вопреки логике рационализма, “отвлеченной точкой отсчёта”. Миф здесь рассматривается как реальная чувственная действительность, формирующая восприятие реальности, в том числе и ученого и науки в целом. Статья утверждает, что даже в условиях рационализма и прогрессивизма эсхатологические концепции сохраняют свою мифологическую структуру, поднимая вопросы о действительной сущности и направленности науки и возможности ее освобождения от мифа. В этом контексте исследование предлагает новую перспективу на понимание научных и мифологических категорий, подчеркивая их роль в упорядочении хаоса окружающего мира и в формировании культурной идентичности.

Предметом данного исследования выступает методологический подход, который применял Олдос Хаксли для исследования религиозного опыта и мистических переживаний. Особое внимание в статье уделяется теоретическим истокам данной методологии, а также социальному и культурному контексту ее формирования. В статье рассматривается, как наука, философия и религия того времени способствовали оформлению методологического подхода Олдоса Хаксли. Автор статьи рассматривает, какие принципы и методы легли в основу методологии Хаксли, как происходит согласованность в применяемом подходе принципа объективности научного знания с субъективностью личного опыта. В статье также рассматривается его экспериментальное использование мескалина для исследования глубин человеческого сознания и поиска “божественного основания”, анализируются результаты и ограничения методологического подхода Хаксли и его вклад в понимание природы религиозного опыта. В основу данной статьи положены такие методологические подходы, как биографический и сравнительно-исторический методы, а также аналитическое изучение источников и их систематизация. В работе применялся комплексный анализ текстов Хаксли для выявления ключевых аспектов его мировоззрения. Научная новизна заключается в том, что проведена целостная реконструкция методологии Хаксли, применяемой им для исследования религиозного опыта. Опираясь на источники, автор показывает, как она развивалась начиная с конца 1920-х годов до 1960 года. Анализируются не только ключевые работы, но и малоизвестные эссе и лекции, некоторые из которых не изданы на русском языке. Интерес Хаксли к религиозному опыту обусловлен личными переживаниями и культурным контекстом. Его методология включает философские, психологические и антропологические аспекты, фокусируясь на феноменологии религиозного опыта. Хаксли проводит компаративный анализ различных религиозных традиций, выявляя общие черты и универсальную духовную реальность. Он стремится интегрировать научные методы с мистическими, основываясь на критическом анализе, фактах и экспериментальности. В теоретическом анализе он сопоставляет бинарные категории, такие как тело-разум и религия-магия, подчеркивая важность телесного опыта в духовном просветлении. Также в качестве важного вывода следует отметить усиление телесноориентированного принципа в понимании религиозного и мистического опыта в последнее десятилетие жизни мыслителя.

Одним из очень немногих, кто с самого начала признавал важность философских работ выдающегося философа и мыслителя в области техники и технологических новшеств Жильбера Симондона (1924-1989) наряду с Жилем Делезом (1925-1995) являлся известный философ и антрополог Бернар Стиглер (1952-2020). В своих работах Стиглер не только прямо ссылается на труды этого мыслителя, но и продолжает его мысли, подобно тому, как сам Симондон вел «диалог» с Анри Бергсоном (1859-1941). Однако характер этого нового «диалога» настолько специфичен, что Стиглер ставит под сомнение статус «первой философии», который Симондон вслед за Бергсоном приписывал философии природы, понимаемой как космогенез (Бергсон) или онтогенез (Симондон). Более того, по мнению Стиглера, несмотря на то, что Симондон показал пресловутое машинное отчуждение рабочего от техники, однако культура в современности пока еще не передала машине статус «технического индивида». В этом случае в качестве конкретных методов исследования для конституирования концепта «доиндивидуального» у Симондона и идеи изначального технологического характера этого доиндивидуального у Стиглера мы используем такие общенаучные подходы, как дескриптивный метод, метод категоризации, метод анализа, метод наблюдения, генетический метод и сравнительно-сопоставительный метод. Отсюда целью нашего исследования является не только опровержение критической оценки, высказанной Стиглером в отношении Симондона, но и для успешного понимания специфики онтогенеза попытаемся решить следующие задачи: 1) выявить философское понимание гипотезы о доиндивидуальном состоянии бытия, из которой проистекает любая фаза индивидуации (физическая, биологическая, психическая или психосоциальная) постигаемая как бытие; 2) исследовать причины, по которым Стиглер имеет основания обвинять Симондона в том, что он не до конца продумал психосоциальную (трансиндивидуальную) фазу индивидуации; 3) обсудить дополнительный шаг Стиглера, который в конечном итоге признает внутренне технологическое измерение доиндивидуального. В заключении автор статьи пришел к следующему выводу, что техника в современности является одновременно тем, что индивидуализируется как фаза индивидуации, и тем, что составляет доиндивидуальный запас психосоциальной фазы индивидуации.

Предметом исследования является философская модель разума, основывающаяся на примате сущностных характеристик над структурными. Объектом исследования выступают сущностные характеристики разумного познания, рассматриваемые в контексте данной модели. Автор исследует такие аспекты темы, как: наличие общих философских оснований для определения разума в качестве сущности, предметное и концептуальное отличие теоретической модели, определяющей разум как сущность, от структурной модели разума. Особое внимание уделяется раскрытию таких характеристик разумного познания как: всеобъемлющий и самотождественный характер разума; неизменность природы разума как сущности; связь между сущностным и телеологическим аспектами разума; феномену накопления и оптимизации рационального опыта как сущностному атрибуту разума; проблематичности философского понимания разумного познания в качестве процесса достижения сверхприродной цели. Для классификации рассматриваемых гносеологических моделей был применен типологический метод. Для выявления базовых положений каждой модели был использован метод системного анализа. Основные выводы проведенного исследования состоят в следующем. В «сущностной» модели разум понимается как самотождественная и не предполагающая собственной цели форма. «Сущностная» модель разума в этом базовом положении имеет приоритет над «процессуальной» моделью, в которой разумное познание определяется как структура и процесс достижения сверхприродной цели. Итоговый вывод автора состоит в том, что сущностное понимание природы разума представляет цельный и весьма конструктивный концепт. Особым вкладом автора в исследование темы является попытка анализа и обоснования основных положений «сущностной» модели разума. Новизна исследования заключается в том, что проблематика актуализируется в контексте биоэтики, отстаивающей примат природной сущности человека перед идеями, в которых таковая не предполагается, а значит допускается возможность структурной трансформации природы человека.