ВЕСТНИК МАРИЙСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА

Введение. В мордовской литературе XXI столетия доминирует женское поэтическое творчество, разноаспектное изучение которого признается продуктивной исследовательской стратегией. Цель работы - раскрыть мотивно-образные кластеры любовной лирики эрзянской поэтессы Марии Ереминой. Материалом для анализа послужили ее стихотворения из сборника «Шка» («Время»). Для достижения цели использованы традиционные методы литературоведческого исследования (структурно-семантический, метод целостного анализа художественного текста), интерпретационный, гендерный подходы. Результаты исследования, обсуждения. В любовной лирике М. Ереминой репрезентированы различные вариации взаимоотношений женщины и мужчины, поэтому любовь в ее произведениях предстает в разных ипостасях - счастливая любовь и любовь-несчастье. Взаимная любовь воспринимается как удивительное, уникальное чувство, сила, гармонизирующая жизнь человека. В ряде произведений любовь осмысливается в онтологическом аспекте, воспринимается Божьим даром, который одухотворяет человека, развивает лучшие личностные качества. В стихотворениях о счастливой любви доминирует мотив единства влюбленных, преданности и верности, передаваемый посредством традиционных образно-ассоциативных рядов, а также оригинальной метафоризации явлений окружающей среды. Контекстуальными синонимами несчастной любви выступают наделяемые негативной коннотацией символические образы: соленые воспоминания, закрытая дверь, упавшая звезда, колючие ураганы, завядшие / растоптанные цветы и др.

Заключение. К ключевым особенностям любовной лирики М. Ереминой относим оригинальное отражение эмоционально-психологического состояния влюбленной / нелюбимой / разлюбившей женщины, отказ от внешней индивидуализации возлюбленного, трансляция его роли, значимости в жизни женщины, восприятие героиней разрыва отношений как онтологически обусловленной, типичной жизненной ситуации, отсутствие вербально эксплицированного мотива расставания, вынесенного в подтекстовое пространство, доминирование традиционных образно-метафорических рядов в стихотворениях о взаимной любви, обилие авторских образных конструкций, ассоциативно соотносимых с понятием драматической любви.

Введение. В последние годы рассказ «Человек на часах» рассматривается лесковедами не только в рамках цикла «Праведники», но и становится предметом монографического анализа. Можно отметить пристальный исследовательский интерес к неоднозначно интерпретируемой христианской семантике рассказа («доминирующий христианский гуманизм» рассказа у А. М. Елизаровой, «серия отчетливо “христианских” мотивов» у А. К. Жолковского, «крещенский рассказ» у А. А. Новиковой-Строгановой). Признавая ценность наблюдений вышеупомянутых коллег, хочется обратить внимание на ряд особенностей рассказа «Человек на часах», связанных с евангельскими идеями, сюжетами и образами, а также православными традициями. Цель исследования - рассмотреть систему христианских мотивов рассказа «Человек на часах» и предложить новую концепцию христианской семантики произведения Лескова.

Материалы и методы. Помимо канонического текста рассказа «Человек на часах», для исследования обозначенной в заглавии статьи проблемы был использован текст первой публикации данного произведения в журнале «Русская мысль» (1887. IV). В ходе анализа применялись сравнительно-сопоставительный, структурно-описательный и мотивный методы. Результаты исследования, обсуждения. Религиозно-гуманистическая проблематика рассказа реализуется через комплекс мотивов, имеющих явно христианский смысл или же антихристианский. Христианские мотивы спасения, милосердия, смирения, сердца как средоточия духовной жизни человека начиная с седьмой главки рассказа начинают вытесняться мотивами мнимохристианскими, формирующимися или на основе подмены христианских понятий, или профанирования христианских духовных практик. Авторская правка, внесенная в окончательный текст, укрупняет и типизирует действия честолюбцев, использующих христианские установления для карьерных успехов.

Заключение. Итогом проведенного исследования стал вывод об антитетической структуре рассказа, построенного на противостоянии подлинно христианских и мнимохристианских мотивов.