SCI Библиотека

Введение. Актуальность исследования обусловлена необходимостью осмысления стигматизации труда, особенно в контексте «грязной работы», которая, несмотря на социальную значимость, подвергается девальвации. Цель статьи - раскрыть стигматизированный труд как метафору коллективной «Тени социума», отражающей вытесненные аспекты человеческого существования. Научная новизна заключается в синтезе юнгианской аналитической психологии и социологических подходов для анализа механизмов стигматизации. Методология и источники. Исследование опирается на концепцию «Тени» Карла Юнга, интерпретируя стигматизированный труд как проекцию коллективного бессознательного, а также на социологические методы анализа эмпирических данных (интервью, наблюдения). Использованы работы Э. Хьюза о классификации «грязной работы» и современные исследования невидимости труда. Результаты и обсуждение. Выявлены паттерны стигматизации, связанные с отрицанием телесности, уязвимости и конечности. Профессии, связанные с физической, социальной и моральной «грязью», становятся объектами проекции коллективных страхов. Феномен невидимости работников (игнорирование, нарушение личных границ) подтверждает структурное неравенство и дегуманизацию. Заключение. Исследование подчеркивает, что стигматизация труда - следствие неприятия коллективной «Тени», что ведет к социальной дезинтеграции. Признание ценности «грязной работы» и интеграция вытесненных аспектов необходимы для достижения социальной целостности и справедливости.

Статья представляет собой исследование потенциальных сценариев влияния киборгианских технологий на общественные отношения и социальную структуру будущего общества. Авторы прогнозируют несколько сценариев общественного развития в условиях развития киборгизации, то есть массового внедрения технологических модификаций человеческой телесности и когнитивной системы. Для этого анализируются возможные варианты создания новых социальных иерархий в условиях технологического улучшения человека. В работе особое внимание уделяется проблеме фрагментации общества и возможных конфликтов в результате неравномерного распределения технологий. Обращая внимание на «футурошок» - возможную общественную реакцию на радикальные технологические трансформации, авторы в качестве стратегических направлений, направленных на адаптацию общества к новым условиям, предлагают развитие этических принципов и разработку технологической эмпатии для достижения и поддержания консенсуса в обществе будущего.

Предметом данной статьи выступает такое социальное явление как волонтерство. Приводится история возникновения термина, его адаптация для обозначения широкого ряда практик добровольческой деятельности в области общественного блага. Детально рассматривается событийное волонтерство и сопоставляется с этическими принципами, предложенными Аристотелем в сочинении «Этика к Никомаху» («Никомахова этика»).

На материале корпуса малоформатных высказываний исследуются семантика и аксиология страсти, а также дискурсные свойства афористики. Устанавливается, что афоризм не имеет четкого определения на основании какого-либо одного признака и речь здесь может идти лишь о «семейном сходстве» как приближенности какого-то малоформатного текста по совокупности признаков к идеалу афористического высказывания. В корпусе афоризмов о страсти доминирует аксиологический признак – каждое третье высказывание о страсти содержит её оценку: чаще всего страсть рассматривается как грех и порок, несколько реже она получает положительную оценку – рассматривается как духовное богатство и источник плодотворной деятельности, еще реже наблюдается компромиссный взгляд на оценку страсти, когда она признается благотворной, если её интенсивность не выходит за пределы меры, задаваемой разумом и волей, а вредоносной – если она выходит за пределы меры и овладевает человеком. Праксеология страсти в афористике сводится к рекомендациям подчинять страсти своей воле и учиться управлять ими. Из отличительных семантических признаков страсти в афористике можно отметить её всесилие и неподвластность воле, а также врожденность и неискоренимость страстей. Из числа собственно отличительных признаков афористики в высказываниях о страсти явно преобладает образность – метафора присутствует практически в каждом четвертом афоризме, причем доминирующим типом метафорического переноса здесь выступает пиро/термометафора: горение и температурные колебания отражены в каждой третьей метафоре страсти. Другая отличительная черта афористики – антитезисность присутствует в каждом шестом высказывании о страсти, где чаще всего страсть противопоставляется разуму. Еще одна отличительная черта афористики – парадоксальность в высказываниях о страсти проявляется относительно редко.

Статья посвящена философскому анализу термина «благополучие» и его интерпретации в информационном обществе. В мире больших данных и цифровых технологий появляются новые критерии человеческого благополучия. Понятие «цифровое благополучие» анализируется с точки зрения того, что означает жить хорошей для нас жизнью в цифровом обществе через параметры измерения цифрового благополучия, предложенные Л. Флориди: цифровая благодарность, автоматизированные вмешательства и устойчивое совместное благополучие. Цифровые технологии с опорой на большие данные имеют не просто инструментальную функцию, они стали активными соучастниками формирования ощущения благополучия личности через подбор реакций, решений, рекомендаций на основе анализа данных в разных областях человеческой деятельности. За повышением качества жизни, эффективности рабочих и социальных процессов стоят манипуляции, дискредитация, нарушение прав, опасность нанесения серьезного ущерба. Человек в своем стремлении к повышению благополучия - материального и морального - оказался в ситуации необходимости более тщательного выбора своих поступков. Автоматизм действий, присущий человеку, повышает риски причинения вреда как самой личности, так и окружающим людям.

В статье рассматривается применение учебной аналитики (Learning Analytics, LA) в образовательном процессе. Она широко используется, позволяет оптимизировать процесс обучения, оперативно оценивать качество материалов и преподавания, учитывать результаты и достижения обучающегося, прогнозировать его успеваемость. Среди этических проблем, возникающих при использовании образовательной аналитики, наиболее часто дискуссии возникают вокруг конфиденциальности, прозрачности, навешивания ярлыков, права собственности на данные, алгоритмической справедливости и обязанность вуза упреждающе взаимодействовать с обучающимися при наличии академической неуспеваемости. Каждая из них акцентирует автономию обучающегося, его активную и осознанную вовлеченность в процесс контроля своего обучения для самостоятельного принятия решений. Есть примеры вузовских кодексов использования учебной аналитики, что свидетельствует о необходимости введения нормативной практики использования новых образовательных инструментов.

Введение. Анализ комплекса вопросов, которые составляют смысловое ядро «новой этики», предполагает изучение различных явлений, часто противоречащих друг другу. Когда говорят о «новой этике», затрагивают проблему свободы выбора и самовыражения, жесткой детерминированности нравственных установок человека неким идеальным представлением о должном, социально приемлемом, одобряемом. Сторонники «новой этики» говорят о ней как о новом этапе в развитии морали, который бросает вызов традиционализму и тоталитаризму. Однако категоричность этого вызова оборачивается новым тоталитаризмом, как трикстер она меняет образ современной морали, создавая перевертыши добра и зла, свободы и несвободы, героев и антигероев.

Материалы и методы. Методологической основой анализа проблем «новой этики» является концепция антиидей А. И. Титаренко, а также концепции индивидуализации этики через отказ от коллективного Э. Нойманна и социальной интеракции Т. Лукмана. «Новая этика» как стремление обозначить и разрешить конфликты, возникающие в коммуникативном пространстве, обозначает потребность в поиске нормативных оснований для новых жизненных практик. Результаты исследования. «Новая этика», что уже отражено в названии, строится на противопоставлении и столкновении, стремлении отказаться от традиционных запретов и предписаний, заставить несогласных признать их несостоятельность, взять на себя ответственность за действия и оценки прошлого, исправлять допущенные ошибки. Концепция антиидей позволяет посмотреть на «новую этику» и общественный резонанс по ее поводу как своеобразную игру, в которой действуют не герои, а антигерои, а стремление отстоять права на практике становится новыми формами подавления и обратной дискриминацией. Формализованная ценность Другого, обозначенная в требовании соблюдать политкорректность, оборачивается новым тоталитаризмом, требованием приспособиться к мнению меньшинства. Границы этического подвижны, нормативное и ненормативное трудноразличимо, а результаты непредсказуемы. Обсуждение и заключение. Претензия «новой этики» на «новизну» является свидетельством того, что в обществе есть потребность в пересмотре моральных норм и ценностей, новых способах «борьбы за признание» индивидуальности, инаковости, своеобразной нравственной медиации между личной позицией, поступком и нравственной обоснованностью требований меняющего общества.

    Согласно возражению против позитивных обязанностей, их невозможно вывести из формулы универсального закона (ФУЗ) Канта. Однако в своей недавней работе «Выведение позитивных обязанностей из формулы универсального закона Канта» Гуус Дуиндам попытался ответить на это возражение. А именно, Дуиндам пытается показать, как из ФУЗ могут быть выведены и обязанность благодеяния, и обязанность самосовершенствования. Я критически анализирую аргументы Дуиндама. Я утверждаю, что аргумент Дуиндама в пользу позитивной обязанности благодеяния неоднозначен и что эта неоднозначность ставит его перед роковой дилеммой: с одной стороны, Дуиндам сталкивается с тем же возражением, которое он сам признает эффективным против прочих попыток ответить на возражение о позитивных обязанностях; с другой — рекомендуемая им процедура не может быть основана на ФУЗ (поскольку она не оценивает действия на основе соответствующих максим). Кроме того, я утверждаю, что аргумент Дуиндама о благодеянии опирается на процедуру, которая в целом не поддается проверке, а в этом конкретном случае она обречена (поскольку можно доказать, что не существует таких позитивных обязанностей, которые автор пытается вывести). Далее я обращаюсь к аргументу Дуиндама в пользу позитивной обязанности самосовершенствования. Я объясняю, что выведение Дуиндамом этой обязанности, даже если бы оно оказалось успешным, не отвечает на возражение против позитивных обязанностей. Это происходит потому, что Дуиндам никогда не апеллирует к ФУЗ при обосновании обязанности самосовершенствования (ее выведение основано скорее на инструментальных рассуждениях о целях второго порядка, нужных для достижения наших целей первого порядка). Я подробно останавливаюсь на этом, сравнивая и противопоставляя аргумент Дуиндама и интерпретацию Оливера Зензена о том, как применять ФУЗ, данную в недавней работе последнего «Универсальный закон и помощь бедным».

Несмотря на популярность многих этических понятий Канта, таких как автономия, достоинство и уважение личности, даже среди его исследователей бытует мнение, что из кантовской моральной философии невозможно достоверно вывести конкретные обязанности. Возражая этому, я буду утверждать, что правильно понятая, этика Канта и сегодня имеет первостепенную важность. Я докажу, что предпочитаемая Кантом процедура на самом деле является тем способом, с помощью которого мы выработали новые этические правила во время недавней пандемии коронавируса. Чтобы это продемонстрировать, я сначала размышляю о том, как мы пришли к таким этическим правилам, как соблюдение дистанции, ношение маски или ограничение количества людей, которые могут находиться в комнате одновременно. Затем я укажу причины, по которым не придерживаюсь стандартных интерпретаций относительно выведения конкретных обязанностей из основной формулировки категорического императива или «формулы человечности» Канта. Наконец, я приведу текстуальные свидетельства того, что Кант предложил метод, подобный тому, которым мы пользуемся сегодня во время пандемии, и докажу, что эта альтернативная интерпретация способна гораздо лучше противостоять основным возражениям, выдвигаемым обычно против стандартной интерпретации кантовской процедуры выведения конкретных обязанностей из категорического императива.

В статье рассматривается проблема ценностей и ценностных ориентаций личности на современном этапе развития человеческого общества. Молодое поколение как наиболее активно реагирующее на происходящие процессы и как наиболее подверженное влиянию социальных изменений выступило в качестве объекта исследования. Ценности молодежи, в том числе студенчества как уникальной социальной группы, на этапе обучения в университете продолжают меняться под действием поликультурной образовательно-воспитательной среды. В исследовании подчеркивается значимость формирования поликультурной среды в современном университете.

Исследование ценностей личности на основе методики Ш. Шварца в адаптированной для русскоязычной аудитории В. Н. Карандашевым версии, было проведено на базе Тульского государственного педагогического университета им. Л. Н. Толстого. В опросе приняли участие иностранные (граждане Туркменистана) и российские граждане. Анализ результатов исследования строился на сравнительном анализе ценностных ориентаций представителей молодежи, принадлежащих к различным этносам по двум основаниям: «ценности на уровне нормативных идеалов» и «ценности на уровне индивидуальных приоритетов». Сравнение и обобщение итогов опроса проводилось также на основе дифференциации молодежи по гендерному признаку, в корреляциях «юноши – девушки» внутри одного этноса, «юноши – юноши» / «девушки – девушки» из разных этносов.