ТЕХНОЛОГОС

Исторический опыт промышленной эвакуации и интеграции прибывшего оборудования в экономику тыловых территорий представляет несомненный исследовательский интерес. Историографический обзор показал, что проблема размещения и ввода в строй перебазированного промышленного оборудования в местах эвакуации не стала темой специального исследования. Исследование проведено на основе архивных документов Совета по эвакуации, Госплана, переписки наркоматов с партийными и государственными организациями. В статье представлен анализ проблем, с которыми столкнулась промышленность тыловых регионов осенью 1941 года и весной 1942 года в связи с прибытием в эвакуацию заводов и оборудования из прифронтовой полосы. В ходе исследования выявлены следующие проблемы: некомплектность, а иногда и плохая сохранность прибывшего оборудования, неготовность промплощадок к приему крупных предприятий в силу недостаточности промышленной инфраструктуры, нехватка рабочей силы для разгрузки и монтажа прибывших механизмов. Отмечено, что при восстановлении прибывших в эвакуацию предприятий приоритет отдавался предприятиям оборонных отраслей промышленности. В статье рассматриваются способы преодоления возникавших трудностей: был налажен механизм получения ресурсов, хранящихся на эвакобазах; осуществлялось промышленное строительство как на территориях уже действующих заводов, так и на площадках, занятых образовательными, торговыми, культурным и прочими организациями; возникла межотраслевая кооперация, предполагавшая взаимообмен сырьем и оборудованием; применялись нестандартные управленческие решения. Сделан вывод о том, что при жестко централизованной вертикали власти запуск эвакуированного промышленного оборудования более успешно проходил там, где директорский корпус и региональные руководители проявляли самостоятельность и инициативу.

Описать все аспекты такого крупномасштабного перемещения с запада на восток больше половины технических и технологических ресурсов, а также одной трети населения Советского Союза в годы Великой Отечественной войны пока является непосильной задачей для отечественной историографии. Иллюзия «завершенности» этой темы рассыпалась по причине включения в оборот ранее недоступных документальных источников. Одним из следствий эвакуации стало развитие восточных районов страны, послужившее основной экономической базы Советского Союза, одержавшего в том числе и экономическую победу над нацистской Германией. В общих работах, посвященных эвакуации, Уралу уделяется большое внимание, однако многие важные детали, связанные именно с Молотовской областью (ныне Пермский край) и особенно с городом Молотовым (ныне город Пермь), чаще всего не становились предметом пристального внимания исследователей. В предлагаемой статье делается попытка системно реконструировать картину эвакуации в город Молотов (Пермь), который являлся одним из основных пунктов назначения в перемещении предприятий, учреждений, населения и культурных ценностей в 1941-1942 годах. На основании анализа новых документальных источников подробно раскрывается как ход эвакуации предприятий, так и последствия, связанные с появлением новых производственных возможностей для развития военно-промышленного комплекса Советского Союза на примере важнейшего промышленного центра, каким являлся город Молотов. В ходе скрупулезной реконструкции процесса эвакуации в город Молотов открылись новые, малоизвестные страницы эвакуации в годы Великой Отечественной войны.

Эвакуация Ленинградского монетного двора в Краснокамск в годы Великой Отечественной войны остается сравнительно малоизученным эпизодом истории эвакуации предприятий в Молотовскую область. Это связано как с недавним рассекречиванием документации предприятия, так и со слабым интересом исследователей к этому вопросу. Работа Краснокамского краеведческого музея с документами пермских и петербургских архивов позволяет сделать выводы, что эвакуация Ленинградского монетного двора на Урал и организация производства наград в Краснокамске были сложным и трудным процессом. Выпуск наград в годы Великой Отечественной требовал напряжения сил сотрудников предприятия в условиях нехватки производственных площадей, квалифицированной рабочей силы, сырья, инструментов. Одной из важнейших проблем на протяжении всего периода работы предприятия в Краснокамске была низкая квалификация молодых рабочих, которые часто допускали брак в работе. Несмотря на сложные производственные условия, постоянно растущий план, изменения технических параметров и номенклатуры орденов, предприятие постоянно повышало производительность труда, становилось победителем соцсоревнования, внедряло новации, в частности перешло на штамповку сложных наград. Итогом героической работы предприятия в Краснокамске стал выпуск более 2,5 миллионов готовых орденов и медалей, более 9 миллионов полуфабрикатов наградной продукции, более 10 миллионов экземпляров специальных изделий, а также около 750 миллионов монет разного достоинства и 78 наименований наградной продукции, появившихся в годы Великой Отечественной войны.

Статья посвящена проблеме организации производства станковых пулеметов «Максим» для Красной армии в 1941-1942 годах в условиях эвакуации и привлечения к производству вооружения мобилизованных предприятий гражданского сектора. Целью исследования является формирование научно обоснованного ответа на вопрос о причинах острой нехватки станковых пулеметов в Красной армии зимой 1941-1942 годов и сохранения кризисной ситуации в течение 1942 года. Данный вопрос не нашел развернутого отражения в отечественной историографии. В статье рассматривается производство пулеметов «Максим» на трех предприятиях: в Туле (завод № 535), в эвакуации в Златоусте (№ 66) и на мобилизованном для производства пулеметов мотоциклетном заводе в Ижевске (№ 524). На каждом предприятии потребовались свои чрезвычайные меры по налаживанию выпуска продукции, как организационно-кадровые, так и технологические. Налаживанию ритмичного производства пулеметов в Златоусте препятствовали организационные проблемы эвакуации станочного парка и кадров завода № 66 из Тулы. Как показывает исследование, кадровые проблемы стали одними из наиболее острых и непосредственно влияющими на выпуск пулеметов «Максим» в 1941-1942 годах. Малоисследованным ранее аспектом производства станковых пулеметов является изъятие запасных частей к «Максимам», хранившихся на складах ГАУ, для обеспечения выпуска новых пулеметов. Помимо количественного аспекта учтен вопрос качества изготавливаемых пулеметов, поскольку наращиванию темпов выпуска в 1942 году сопутствовало снижение качества поставляемых в войска пулеметов «Максим». Исследование базируется на фондах ЦАМО РФ и РГАЭ.

В статье рассматривается трансформация сферы религиозного лидерства под влиянием психоаналитической теории и практики на материале текстов протестантского пастора Оскара Пфистера и профессора-иезуита Йозефа Доната - участников богословской дискуссии, развернувшейся вокруг психоанализа в 30-е годы XX века. Актуальность статьи определяется значением этой полемики вокруг психоаналитических теорий в рамках масштабной трансформации представлений о религиозном лидерстве, происходящей в Новое время. На рубеже XIX - XX веков в общественном представлении начинает господствовать материалистическое представление о человеке, принципы физиологии переносятся на психологические процессы, «движения души» объясняются химическими и физическими закономерностями. В этом контексте психоанализ, исследующий душу «естественнонаучными» и исцеляющий «медицинскими» методами, обретает большую популярность. Церковное душепопечение оказывается критикуемым: священнослужитель «внушает трепет» уже своей должностью, его деятельность ограничена областью религиозно-морального, его ответы предсказуемы и не помогают в решении душевных проблем. Обратиться к врачу или к психоаналитику, как пишет один из участников этой дискуссии, «гораздо менее унизительно»: он нейтрален, объективен, естественнее и человечнее; помощь психоаналитика представляется также более эффективной в решении тех вопросов, которые традиционно находились в ведении священнослужителя. Эта ситуация требует реактуализации церковного душепопечения и выстраивания определенного отношения к психоанализу - в связи с чем в богословской среде появляется палитра реакций на психоаналитическую теорию и метод. Цель статьи - выявить те изменения границ области, подвластной религиозному лидеру, которые происходят в рамках богословской дискуссии о психоанализе и под его влиянием. Работы Оскара Пфистера представляют собой пример рецепции психоанализа, книга Йозефа Доната - пример его критической интерпретации, однако и тот, и другой признают новую антропологию (в широком смысле заданную Фрейдом) и вынуждены вывести душепопечение за пределы узко-очерченной области религиозно-морального.

Данная статья является второй работой, посвященной истории исследования религиозности в первой половине XX века, и представляет собой попытку восполнить пробел в имеющейся литературе по истории религиоведения. На основе анализа публикаций, посвященных теоретическому осмыслению религии и эмпирическим исследованиям, проведенным в 1920-е годы, автор проводит сравнение с изучением религиозности в первой половине XIX - начале XX века, описанным ранее, выделяет продолжающиеся тенденции и изменения, произошедшие в данной области.

Как и на этапе формирования научного подхода к изучению религии, теоретическое осмысление термина «религиозность» в рассматриваемый период продолжается в рамках размежевания с термином «религия». Последняя понимается как нечто объективное, в то время как религиозность трактуется как субъективная характеристика. Это понимание формируется под влиянием этнографических исследований, продемонстрировавших разнообразие религиозного опыта на всей планете, и феноменологического подхода к изучению религии.

Эмпирические исследования религиозности в рассматриваемый период продолжаются в рамках статистических, социологических и психологических исследований. Однако на фоне предыдущих лет 1920-е годы выделяются интенсификацией изучения религиозности детей, переосмыслением метода опросника ( questionnaire ) и активной дискуссией о принципах исследования религиозной жизни человека. Так, к концу десятилетия в американской социологии все чаще звучит мнение о необходимости безоценочного подхода к анализу религиозности.

О быстром развитии изучения религиозности и повышении интереса исследователей к этой теме свидетельствуют обзоры более ранних работ, опубликованные в рассматриваемый период. Эти обзоры, с одной стороны, продолжали традицию социологического и психологического анализа религиозности, заложенную в начале XX века. С другой стороны, в связи с недостатком таких работ и в рамках критики имеющихся авторы инициировали дискуссии о методах и принципах научного изучения феномена.

Наиболее влиятельной в данной области остается американская школа психологии, а среди публикаций выделяются исследования в сфере образования, детской психологии и религиозной жизни сельских сообществ.

В настоящее время наблюдается повышенный интерес к архаическим религиозным верованиям и практикам, к числу которых относится шаманизм. Образ современного шамана во многом отличается от этнографических описаний, которые собирались вплоть до середины XX века. Основными информантами всегда выступали сами шаманы. Они рассказывали не только о своем видении мира, религиозной практике, но и об истории своей семьи и своего шаманского становления. В автобиографиях современных шаманов можно обнаружить общие мотивы, из которых складывается образ шамана. В связи с этим автором была определена цель исследования: опираясь на данные полевых работ, проведенных в Бурятии в 2017-2022 годах, определить место автобиографии среди современных шаманских нарративов, для чего необходимо классифицировать современные нарративы о шаманах, концептуализировать понятие «личный шаманский миф» и определить роль самопрезентации в жизни современного шамана.

Через маркировку, предложенную Е. С. Новик, нарративы о шаманах были разбиты на три типа: «мифы», «предания» и «былички». Был сделан вывод, что первые два типа достаточно редко упоминаются в рассказах респондентов. Особое внимание автор уделил третьей группе - «былички». К этой группе он отнес автобиографии современных шаманов и отметил в них наличие определенной константной структуры. Эти автобиографические нарративы автор предложил назвать «личным мифом шамана». Далее автор провел параллели с «персональным мифом», взятым из области психологии, и пришел к выводу, что личный миф шамана - это не просто относительно устойчивый нарратив, имеющий периодически повторяющиеся структуры, мотивы и сюжеты, но личностная подвижная ценностно-смысловая система координат, которая создает вектор развития для шамана и способствует его самоидентификации.

При написании статьи были использованы общенаучные методы исследования, а также сравнительный, функциональный, структурный, семантический, диахронный анализ, аналогия, анализ полуструктурированных интервью.

Поставленное в исключительные условия религиозное сообщество оказывается вынужденным вырабатывать новые практики, чтобы приспособиться к возникшим условиям для удовлетворения своих духовных потребностей. Исследовательским вопросом стало выявление изменений в религиозных практиках российских католиков на примере трех московских приходов, произошедших вследствие ограничений пандемии, прежде всего изоляции. С этой целью нами использовались методы качественных интервью с верующими, наблюдение в приходах, анализ материалов социальных сетей. Исследование захватывает три периода - период строгих ограничений, препятствующих посещению храмов (февраль - июнь 2020 года), время, когда ограничения на свободное передвижение по г. Москве были постепенно сняты (хотя, например, определенные ограничения сохранялись для категории пожилых граждан), но оставалась опасность заражения, и сохранялся страх перед посещением публичных мест (июль 2020 - март 2022 года), и период снятия ограничений (2022 - 2023 годы). Исключительная ситуация, связанная с ограничением возможности посещения храмов, невозможностью участвовать в св. мессах, повлияла на развитие новых практик, среди которых мы выделяем просмотр трансляций и записей богослужений и мероприятий, включая пасхальные богослужения, «духовное причастие», ежевечернее онлайн-благословение архиепископа, широкое общение и обсуждение проблем в социальных сетях, а также «вынужденную» организацию верующими пасхального торжества 2020 года в домашних условиях, без возможности приезда в церкви. Непривычную для себя среду трансляций и социальных сетей были вынуждены осваивать пожилые прихожане, для которых именно изоляция оказалась зачастую решающим фактором обращения к новым навыкам дистанционного общения. После снятия ограничений верующие вернулись в приходы на привычные богослужения, однако некоторые приобретенные за время пандемии практики сохранились, хотя и утратили свою интенсивность. Анализируя религиозные практики в контексте медиакоммуникации, мы можем проследить изменения в религиозных практиках российских католиков на примере трех московских приходов, отследить на протяжении периодов ограничений, связанных с пандемией, и выхода из них, устойчивость этих новых практик в условиях, не требующих более строгого применения онлайн-практик. Результатом исследования стало выявление новых практик, позволяющих в дальнейшем изучение трансформации сообщества российских католиков.

Рассматривается один из аспектов функционирования уммы в Прикамье как регионе традиционного проживания мусульман. Объектом исследования стало новое локальное суфийское сообщество, которое сложилось на месте исчезнувшей мистической традиции ишанизма на Урале и в Поволжье. Новая община верующих складывается из представителей как местного ислама, так и внутренних и внешних мигрантов-мусульман, включая в себя так называемых «неэтнических» верующих. Духовное руководство общиной осуществляют приезжающие из-за границы учителя, регулярного религиозного обучения нет. В этих условиях формируется специфическое представление о суфизме, транслируемое новыми суфиями извне и ставшее предметом исследования. Цель работы - установление наиболее значимых черт образа суфизма, предполагающее решение двух задач - выделение ключевых характеристик суфизма со стороны верующих и установление социокультурных факторов, определивших именно такое конструирование представлений. Сбор эмпирического материала осуществлялся при помощи техники включенного наблюдения во время духовных собраний (сохбетов) и посредством серии интервью полуструктурированного типа с подборкой респондентов по принципу «снежного кома». Для анализа были выбраны только те высказывания, в которых собеседник самостоятельно дает характеристику суфизма, без предложенных вариантов со стороны интервьюера. Были выделены три группы сюжетов, которые выступают в качестве ключевых при описании суфийской традиции. Первая представляет собой попытку легитимации суфизма как исконной традиции региона, неотъемлемой части религиозной жизни мусульман и гармоничной составляющей общественной жизни в советский период. В рамках второй группы сюжетов осуществляется поиск черт суфизма, позволяющих ему быть актуальной религиозной практикой, способствующей экзистенциальному и социальному успеху. Третья подборка высказываний трактует суфизм как магическую деятельность, помогающую получить не только сверхъестественные способности, но и преимущества в социальной жизни. Причиной для складывания образа суфизма с такими характеристиками, по мнению автора, является состояние уммы региона в постсоветский период и особенности личных биографий верующих.

На основе анализа полевых материалов авторов 2003-2004, 2022 годов, опубликованных нарративов и справочных данных сделано описание православного культового памятника «Спасский остров» возле татарской деревни Тарханы (Ярковский район Тюменской области). Статья посвящена выявлению особенностей ритуальных практик и взаимодействия паломников с местными жителями, определению содержания исторической памяти о Спасском острове, освещению его восприятия современным населением, как православными, так мусульманами. По выявленным материалам известно, что с последней четверти XIX века на острове собирались паломники, на третий Спас проводился крестный ход и молебен, самому культовому месту и найденной там иконе приписывалась чудотворная сила. Ритуальные практики продолжались до 1970-х годов и прекратились в связи с воздействием антирелигиозной пропаганды и репрессивными действиями местных властей. Постепенно это место выпало из сакральной ментальной карты новых поколений. Среди жителей окрестных татарских деревень сохраняется память о ранее происходивших на Спасском острове событиях - крестном ходе, проходившей одновременно с ним ярмарке, появлении в Тарханах большого количества людей, которые оставались на несколько дней.

Исторические корни сакрализации Спасского острова и проводимых здесь мероприятий были вскрыты в результате археологических раскопок 2020-х годов. Оказалось, что именно на этом месте располагались русский Тарханский острог, где в 1631 году была построена часовня, и татарский городок Тархан-кала, которые стояли на древнем торговом пути. В культурной памяти местного населения в течение веков сохранились мифологические сюжеты, легитимирующие особый статус «Спасского острова», объясняющие его сакральность, чудотворные свойства, что сопровождалось регулярными ритуальными практиками. Для татарского/мусульманского населения Тарханы стали «центром», «мусульманским верхом», вошедшим в коллективную память подтверждением величия их прошлого и как укрепление локальной исламской идентичности демонстрацией гостеприимства в отношении путников и соседей.

В статье исследуется изменение социокультурных характеристик института церковных старост на Урале в советский период. Анализируются постановления Поместного собора Православной российской церкви 1917-1918 годов, сформировавшие церковные практики, и те тенденции, которые легли в основу нового приходского устройства. Исследуется влияние Постановления ВЦИК и СНК РСФСР «О религиозных объединениях» (1929) и других современных ему нормативных актов на церковных старост и положение их на приходе. Отмечается тот факт, что гонения на Церковь в тридцатые годы ХХ века сократили группу церковных старост до исторического минимума, однако при этом Большой террор 1937-1938 годов на Урале не коснулся старост в той мере, как духовенства.

Особое внимание уделяется изменению роли церковных старост на приходе в результате приходской реформы 1961 года, когда настоятель фактически был отстранен от управления приходом, а староста занял его место. На основании анализа конфликтных ситуаций на приходах из делопроизводственных документов областного уполномоченного по делам Русской православной церкви делается вывод о постепенной секуляризации исследуемой группы, а также о понижении морально-нравственных качеств ее отдельных представителей. Отмечается, что в результате принятия Приходского устава 1961 года на приходах произошло окончательное формирование нового типа старост. Последние перестали зависеть в своей деятельности от священника, по факту являясь подконтрольными лишь светскому законодательству о культах и представителям советской власти. Количество подлинных церковных активистов среди них благодаря действиям властей сократилось, на смену им пришли люди, не отличавшиеся «религиозным фанатизмом». Одной из характерных черт церковных старост стало «обмирщение», характеризовавшееся отсутствием религиозного сознания. Принятие в 1988 году нового Устава об управлении Русской православной церкви способствовало началу преодоления подобных негативных тенденций.

Исторический анализ повседневной религиозности западноуральского крестьянства в первой половине ХХ века остается актуальной исследовательской задачей. Особую значимость подобному предмету придает то, что на рубеже 1920-1930-х годов деревня пережила одну из самых масштабных социальных трансформаций, начало которой положила кампания по сплошной коллективизации. Для втянутых в этот процесс крестьян религиозность (и тип повседневной ментальности в целом) оказывалась фактором, который иногда определял характер практических действий и судьбу человека. Задавшись целью реконструировать крестьянскую повседневность давно ушедшей эпохи, исследователь обязательно столкнется с проблемой дефицита аутентичных свидетельств, исходящих из интересующей его среды. В статье рассматриваются методологические и источниковедческие проблемы, связанные с изучением повседневной деревенской жизни в раннесоветскую эпоху. Обосновывается возможность привлечения в качестве источников личного происхождения документов, хранящихся в архивно-следственных делах. На основании заявления в органы НКВД восстановлена повседневная жизнь крестьянина-единоличника В. И. Волокитина с 1917 по 1935 год. Василий Иванович Волокитин, инвалид Первой мировой войны, имевший награды и пенсию за ранение и контузию, принимал участие в установлении советской власти в Прикамье. Его семья подверглась репрессиям в то время, когда Кунгурский и Осинский районы были заняты частями Сибирской армии. Советскую власть он считал своей и усиленно демонстрировал лояльность в заявлении, адресованном оперуполномоченному В. А. Кушкину. Но, будучи религиозным человеком и церковным старостой, В. И. Волокитин избегал вступления в колхоз. Он надеялся на то, что скромное хозяйство единоличника-инвалида не привлечет внимания властей. В итоге его имущество было описано и распродано, а сам он оказался под следствием как участник фиктивной «церковно-монархической организации». Анализ биографии В. И. Волокитина позволяет увидеть характерные паттерны крестьянской ментальности, а также действие механизмов властного принуждения, наблюдаемые «снизу».