ТЕХНОЛОГОС

В статье рассматривается процесс преобразования высшей педагогической школы Донбасса в 1950-х годах. Исследование направлено на анализ ключевых предпосылок, приведших к трансформации образовательной системы в целом и педагогического образования в рамках высших учебных заведений как центрального элемента советской образовательной политики. Проанализированы причины реформирования народного образования в 1958 году, выявлены последовавшие за этим изменения подхода к организации учебного процесса в педагогических институтах. К началу 1950-х годов оформился внутренний и внешний запрос на научное развитие, обусловленный рядом факторов. Внешние предпосылки были связаны с внешнеполитическим вектором деятельности государства, укреплением статуса СССР на международной арене. Внутренний запрос был связан с реализацией потребности государства в технологическом развитии. Автор приходит к выводу, что проведение реформы общего образования было вызвано потребностью социально-экономического развития общества. В первой половине 1950-х годов образовательная политика все чаще становилась объектом анализа, поднимались такие важные вопросы, как оптимизация общего образования и внедрение принципов трудового обучения, введение десятилетнего всеобщего обучения, пересмотр педагогической подготовки преподавателей. Непосредственному реформированию предшествовало широкое обсуждение особенностей советской образовательной системы. Изменение принципов организации общего образования обусловило реорганизацию педагогической подготовки. В статье проанализировано преобразование учительских институтов в педагогические; внедрение принципов трудового обучения; введение направлений подготовки, востребованных социальными потребностями изучаемого региона и др. Результаты проведенного исследования могут быть применены для оптимизации системы педагогического образования Донбасса с учетом современных вызовов.

В статье рассматривается ключевое для истории русской женской школы событие - основание Екатериной II первого женского института. Развитие народного образования являлось и является одним из условий социально-политической модернизации государства. Императрица Екатерина II и ее сподвижники, придавая важное значение просвещению в деле преобразования общества, обосновывали необходимость воспитания человека «новой породы», адекватного эпохе типа личности, готового отвечать на вызовы времени. Просветители были убеждены в возможности исправления нравов воспитанием. Воспитывать достойных граждан они намеревались в учебных заведениях, основанных на принципах эпохи Просвещения. В нашей историографии эта идея оценивается по-разному. Во многих работах проект Екатерины II расценивается как утопический, поскольку воспитать «идеальных» людей, лишенных пороков, невозможно. Но планировала ли императрица, обладающая здравым смыслом, добиться такой цели? Смысл и способы воспитания «новой породы людей» были изложены сподвижником Екатерины II И. И. Бецким в нескольких документах. Это были программные тексты, регулирующие деятельность новых учебных заведений: Воспитательных домов, кадетского корпуса, а также женского института, где должны были готовить будущих «новых отцов и новых матерей». Ускоренные темпы модернизации страны делали необходимым воспитание на новых началах не только мальчиков, но и девочек. С этой целью в 1764 году был основан Смольный институт, где девочки получали воспитание и системное образование, не уступавшее мужскому. Согласно плану Екатерины II и ее сподвижников получившие новое воспитание «новые отцы и матери» должны были в свою очередь по-новому воспитывать своих детей, обеспечивая культурную преемственность. Просветители хорошо осознавали, насколько трудна поставленная ими задача, понимали, что их деятельность не скоро принесет плоды. Но, как заключает автор, уже первые выпуски воспитанниц Смольного института обнаруживали положительные результаты замысла русских просветителей.

В работе делается попытка представить новый угол зрения на энактивистский подход, который сам по себе открывает новые горизонты для осмысления и понимания такого современного и неоднозначного явления общественной жизни, как киборгизация.

В контексте данной статьи под киборгизацией можно понимать процессы технологической трансформации человеческой природы, при которых происходит интеграция технологических устройств с телом человека, что ведет к возникновению новых форм воплощенного познания и опыта, и в результате чего размываются границы между человеческим и машинным компонентами, а также формируются качественно новые способы взаимодействия с окружающей средой.

В связи с этим посредством применения энактивистского подхода возможно продуктивно исследовать этические проблемы в контексте современных технологических трансформаций.

В статье представлен новый взгляд на природу познания и опыта через призму энактивизма с целью продемонстрировать его потенциал для преодоления ограничений традиционных натуралистических концепций сознания. Автор стремится проработать ключевые аспекты энактивистской теории, от базовых принципов визуального восприятия до сложных вопросов формирования морального суждения и идеологического угнетения. Особое внимание уделяется синтезу энактивизма с принципом свободной энергии и потенциалу его применения в исследовании проблем человеческой киборгизации.

В статье доказывается, что энактивистский подход позволяет преодолеть дуалистические представления о взаимодействии человека и технологий и вместе с этим несет потенциал достижения более целостного понимания сущности и процессов технологической трансформации человеческой природы. На основе критического анализа утопического и научного направлений в развитии энактивизма намечаются перспективные пути дальнейших исследований.

Проведенный анализ открывает широкие возможности для создания этически выверенной философской базы технологического развития, в рамках которой становится возможным адекватно осмысливать вызовы современной эпохи и предлагать конструктивные решения возникающих этических проблем.

Исследование феномена искусственного интеллекта стало на современном этапе одной из актуальнейших научных проблем. Наличие у искусственного интеллекта (далее - ИИ) алгоритма обучения отличает его от других технологических разработок человеческой цивилизации. Создание и развитие ИИ можно считать одним из самых больших достижений в истории человечества. Масштабы значимости данного открытия сравнимы лишь с масштабами непредсказуемости того, как и в каком направлении он будет развиваться и как изменит жизнь людей. Реальное внедрение достижений ИИ в нашу жизнь радикальным образом трансформирует разнообразные сферы жизнедеятельности: от медицины до образования. Особую, сложную и многоплановую проблему представляет собой соотношение ИИ и феномена религии, потому что уже сегодня (в будущем эта тенденция будет усиливаться) некоторые апологеты искусственного интеллекта претендуют на создание собственного сакрального учения в статусе религии. Это обстоятельство не может не волновать патриархов всех современных традиционных, в том числе - авраамических конфессий, которые видят в нем, по крайней мере - у нас в стране, «реальную опасность для человечества и угрозу Апокалипсиса».

В статье проведен предварительный и краткий историографический анализ проблемы взаимодействия феноменов искусственного интеллекта и религиозного сознания в современной отечественной науке. На основе исследования различных информационных материалов выявлены претензии некоторых приверженцев реализации концепции ИИ на провозглашение этих новейших интеллектуальных технологий «религией будущего» и отдельные аспекты отношения к данной проблеме со стороны теоретиков современных традиционных конфессий.

На примере сравнительного исследования отношения интеллектуалов авраамических конфессий к проблеме «конца света» (апокалипсис) делаются выводы об этом важнейшем аспекте религиозного вероучения с точки зрения иудаизма, христианства и ислама. Акцент делается на определении прогнозируемых направлений развития искусственного интеллекта с точки зрения его воздействия на технологические процессы и социальную жизнь. Выдвигаются некоторые предложения по совершенствованию религиозной практики как наиболее древнего наследия и ценности человечества при использовании новых достижений искусственного интеллекта.

Размышления об этике искусственного интеллекта (ИИ) требуют творческого воображения, включающего не-западные культурные контексты для построения альтернативных коммуникативных и плюралистических этических систем. Эти размышления начинаются с изучения медиативных (посреднических) и интерактивных функций воображения, а также перехода от кантовской субъективности к интерсубъективности, которая играет важную роль в установлении коммуникации между людьми, а также в процессе проектирования ИИ. Овеществленное воображение анализируется в феноменологической перспективе с опорой на интерпретации М. Хайдеггера. Здесь воображение больше не ограничивается представлением реального мира, но подчеркивает сложное взаимодействие между материальным миром и технологическими инновациями. Этические исследования воображения и проблемы «банальности зла» в работах Х. Арендт помогают разработать структуру для обучения систем ИИ не как нерефлексирующих исполнителей, наподобие Эйхмана, а как этических агентов, которые опираются на здравый смысл и способны воображать «инаковость» других. Во второй части статьи рассматривается современная китайская научная фантастика как пример не-западного спекулятивного воображения, чтобы представить китайские философские архетипы как конвергентные элементы в проектировании ИИ. Эти архетипы предлагают уникальные восточные этические контексты, подчеркивая взаимосвязь человеческого и технологического развития. Материальное воплощение воображения в этих архетипах проявляется в согласованности традиционных ремесел с проектированием ИИ, демонстрируя, как ремесленные методы могут влиять на технологическое творчество. Кроме того, традиционное мастерство с его точностью и терпением служит замедляющей силой против неконтролируемого развития ИИ. Наконец, в статье подчеркивается необходимость содействия здравому смыслу посредством воображения, связанного с научной фантастикой и феминистскими образами, которые служат средством обогащения как человеческого, так и технологического мышления. Этот творческий подход предлагает инновационные и этические пути для устойчивого развития ИИ и взаимодействия с ним.

Широко распространено мнение, что искусственный интеллект должен способствовать общему благу, но неясно, что под этим подразумевается. Концепция общего блага имеет долгую историю в политической философии, корни которой уходят в учения Платона и Аристотеля. Она особенно очевидна в так называемой республиканской традиции размышлений о политике. Согласно этой традиции, государство существует в первую очередь не для защиты индивидуальных свобод, связанных с современным индивидуалистическим либеральным мышлением, а для содействия общему благу (и продвижения концепции свободы, связанной с этим общим благом). Важно подчеркнуть, что в нормативном определении общего блага есть не только пассивная, но и активная составляющая: с одной стороны, граждане воспринимают общее благо как полезное, с другой же, они также должны участвовать в его создании. В данной статье вопрос об общем благе используется в качестве инструмента для анализа того, что в современном управлении ИИ называется «дефицитом демократии», под которым понимается стремление отрицать внутренне присущий этому вопросу политический характер, а также выбирать кратчайший технократический способ решения; обсуждаются вопросы, связанные с этикой ИИ и управлением ИИ. Опираясь на республиканскую традицию в политической теории, автор приводит доводы в пользу более активной роли граждан и (конечных) пользователей не только как участников обсуждения, но и как лиц, обеспечивающих - как творчески, так и коммуникативно - вклад ИИ в общее благо. Истинная демократизация ИИ требует от общества инклюзивного, коллегиального и совещательного обсуждения.

Карл Митчем (род. 1941) - почетный профессор гуманитарных наук, искусств и социальных наук в Горной школе (государственный университет), Колорадо, в США, а также приглашенный профессор различных университетов Китая. Он внес значительный вклад в развитие таких важных философских направлений, как философия техники, философия инженерной деятельности, политическая философия техники, техническая этика. Одной из его самых сильных сторон является то, что он превосходно знает не только европейскую философскую традицию, но и китайскую. Он помогает выстроить мост между Востоком и Западом. В современную эпоху геополитического хаоса это особенно важно. В последние годы профессор Митчем фокусируется на проблеме этики искусственного интеллекта, которую он обсуждает на разных философских площадках США, Европы, Китая. Одному из участников этого диалога удалось прослушать несколько докладов на эту тему в апреле 2024 года в Пекине и Шанхае. В связи с этим родилась идея взять интервью у американского философа, в конечном счете трансформировавшаяся в содержательную философскую беседу. Основная идея профессора Митчема заключается в том, что одной этики недостаточно, ее необходимо дополнить политикой. Этика и политическая философия - это две части одного и того же учения о человеческом благе. Проблема этики ИИ также должна быть усилена политической философией. В целом в беседе поднимается вопрос о возможности политической философии техники. В контексте многополярного мира участники данного диалога привлекают внимание к необходимости учитывать культурные особенности и национальные традиции мышления в политической философии и этике ИИ.

В статье на примере только набирающей силу латиноамериканской биоэтической рефлексии показаны сложности методологического поиска, трудности в определении биоэтических приоритетов, балансирование между утилитаризмом и деонтологией. В философии этики существуют различные подходы к пониманию моральных приоритетов. Обращение к философии Иммануила Канта позволило по-новому взглянуть на процесс возникновения биоэтических проблем и понять причины их малоэффективных решений. Анализируется деонтологическая система И. Канта и осмысляются концепты биоэтики, направленность ее рефлексии, которую дает нам биоэтическое знание. Особое место отводится критической теории Канта для осмысления проблем латиноамериканской биоэтики с эпистемологических позиций. Выясняются основные проблемы становления методологии латиноамериканской биоэтической рефлексии. Обращение к идеям Канта помогает понять, каким образом в латиноамериканской биоэтической мысли понятия пользы и долга не дифференцируются и часто меняются местами, а проблема нравственного выбора отдается на откуп не ученым и специалистам-профессионалам, а обычным людям - пациентам. В аргентинской практике реализации биоэтических конструктов есть явная утилитаристская тенденция. Однако понимание происходящего возможно посредством положений классической немецкой философии. Кантовская система позволила нам понять проблемные зоны латиноамериканской биоэтики, главная из которых состоит в том, что интеллектуалы (в отличие от обывателей) оказываются практически освобожденными от проблем биоэтического выбора. Недооцененность деонтологии Канта в латиноамериканской философии приводит к ограниченности методологии и к кругу явно суженных решений. В современных условиях биоэтика не поспевает за стремительным развитием медицинской науки. Между тем определять границы дозволенного на фоне беспрецедентного прогресса в медицинских биотехнологиях нужно уже сейчас.

В переписке А. А. Блока и Андрея Белого имена И. Канта и Ф. Ницше встречаются очень часто и в явном противопоставлении друг другу. Канта русские символисты рассматривали как воплощение классической философии, а Ницше - как творца новых ценностей, создателя новаторской, неклассической «философии жизни». Белый первоначально оценивал философию Канта как важный этап развития европейской философии, без «критицизма» которого не было бы и философии Ницше. Но затем он поддался настроению Блока, который увидел в Канте воплощение всего самого негативного в западной цивилизации - ее мещанской ограниченности, нежелания изменяться и увидеть мистические глубины жизни. В результате в переписке Блока и Белого возникает поистине мифологический образ «испуганного» Канта, прячущегося за ширмой и боящегося жизни. Этот образ Блок выразил в известном стихотворении «Испуганный». Против философии Канта с ее защитой неизменности, однозначности и ограниченности, препятствующей раскрытию внутренних потенций жизни, Блок и Белый выставляют философию Ницше как провозглашение жизни и творчества во всей их иррациональности, с их главными ценностями, более важными, чем закон и истина. Однако в последние годы жизни Блок приходит к более сложному образу Канта. В статье «Крушение гуманизма» (1919) Блок повторяет прежнюю мысль о том, что Кант с его теорией познания является главным идеологом западной цивилизации, однако далее он называет его «сумасшедшим мистиком», «безумным артистом» и «чудовищным революционером» за его теорию пространства и времени. Видимо, в этой теории Блок увидел то, что в ней видят некоторые современные исследователи: идею интуитивного слияния сознания с Богом и миром и интуитивного познания сущности всех вещей. В этой идее философия Канта прямо предвосхищает философию Ницше и ее мистицизм.

Статья посвящена особенностям рецепции идей Канта в феноменологическом учении о сознании Э. Гуссерля. За основу сравнительного анализа взяты проблема ассоциации и понятие синтеза. Прослежена эволюция отношения Гуссерля к трансцендентальной философии Канта.

Актуальность исследования обусловлена не только историко-философским интересом к прояснению специфики отношения этих философов к фундаментальным вопросам исследования человеческого сознания, но и прикладными социальными задачами, вытекающими из характера их решения.

Показана бесперспективность формального терминологического пути сравнения вкладываемых мыслителями смыслов в термин «ассоциация», предложенного Э. Холенштайном. Автор, опираясь на исследования И. Керна, самостоятельный анализ первого и второго издания «Критики чистого разума», текстов из обширного наследия Э. Гуссерля, настаивает на осуществлении содержательного анализа, который приводит к выявлению значения Канта для развития феноменологии.

Исследование позволило определить роль кантовского трансцендентального учения в осуществлении грандиозного феноменологического проекта, в частности в разработке Гуссерлем проблемы ассоциации, имеющей фундаментальное значение в его учении о сознании, а также указать на принципиальные расхождения между ними. Значение кантовского трансцендентального учения для феноменологической разработки проблемы синтеза и ассоциации заключалось в следующих идеях: генетическая проблематика, указание на допредикативную основу, фундирующую сознание; проблема пассивности; временность синтезов и синтетичность времени, лежащие в основе работы сознания; указание на синтетичность допредикативного опыта; априорность и трансцендентальная необходимость синтеза.

Принципиальные расхождения между ними: учение об ассоциации в феноменологии возможно лишь в рамках феноменологической редукции; формализм учения Канта; выраженный акцент у Канта в понимании сознания на его активной составляющей, на продуцировании противостоит гуссерлевскому акценту на фундирующем «пассивном сознании»; возможность отдельного единичного восприятия у Канта и невозможность его у Гуссерля; кантовское понимание синтеза не дает основы для обоснования интерсубъективности сознания, (проблема так называемого «одинокого сознания»), в то время как пассивный генезис Гуссерля впервые ее предоставляет.

Данный текст открывает серию статей, посвященных роли чувственности в синтезе опыта. Проект предполагает историко-философский выход к конструктивистскому прочтению учения Иммануила Канта. Для реализации задуманного необходимо, во-первых, представить экспозицию кантовской проблематики синтеза опыта.

Во-вторых, показать недостаточность схематизма как способа преодоления разрыва между понятием и созерцанием.

В-третьих, показать возможности преодоления указанного разрыва на примере учения еврейского философа Соломона Маймона.

В-четвертых, продемонстрировать постепенное ослабление нововременного примата рационального перед чувственным (а также формы над материей, понятия над созерцанием, актуального над потенциальным и т. д.).

В-пятых, представить конструктивистское прочтение проблемы синтеза опыта, предполагающее движение от чувственности к понятию (И. Стенгерс, С. Шавиро).

Цель первой статьи - раскрыть проблему синтеза опыта у И. Канта и С. Маймона, то есть рассмотреть первые пункты намеченного плана. Фильм режиссера Екатерины Еременко «Чувственная математика» поможет реализовать поставленную цель более наглядно.

В настоящей статье показано, что и Кант и Маймон соглашаются со свойственным нововременному мышлению приматом рационального над чувственным, однако предлагают различные решения вопроса о синтезе опыта. Если Кант демонстрирует необходимость подведения под категории чувственных данных посредством схем, то С. Маймон склоняется к тотальному интеллектуализму, объявляя чувственность «несовершенным рассудком» и тем самым обходя проблему схематизма. Хотя Маймона можно подозревать в возвращении к докритической философии, это не отрицает ценности его учения.

В частности, в более поздних философских проектах будут востребованы следующие элементы учения Маймона: устранение разрыва между понятием и созерцанием, оригинальная философская интерпретация Лейбницева концепта дифференциала, а также рассмотрение рассудка в его постоянном становлении.

В статье исследуется практическая философия мыслителя эпохи немецкого Просвещения Христиана Августа Крузия в сравнении с этикой Иммануила Канта. Изучение моральной философии Крузия необходимо в связи с его вероятным влиянием на нравственное учение Канта. В данном исследовании попытка установить указанное влияние осуществляется посредством текстологического анализа текстов этих мыслителей, посвященных вопросам практического характера. Цель статьи заключается в выявлении основных положений в этике Крузия, а также в докритической и критической моральной философии Канта, в сопоставлении размышлений Канта разных периодов с учением указанного мыслителя, чтобы отыскать предпосылки влияния. В первой части статьи излагается учение Христиана Августа Крузия, описанное им в трактате «Руководство к разумной жизни». Во второй части проводится сравнение крузианских положений с кантовскими выкладками в плане моральной философии. В заключение подводятся итоги. Автор делает вывод о том, что были найдены сходные положения, позволяющие говорить о влиянии Крузия на Канта в этическом отношении. Так, отмечаются схожие взгляды мыслителей на добродетель и важность свободы. Оба философа говорят о необходимости воздаяния в ответ на моральность, а также о роли познавательных способностей в достижении добродетели. Кроме того, важным является отношение Крузия и Канта к функции Бога в этике. Если Крузий постулирует Творца в качестве главной фигуры своей моральной философии, то Кант отрицает его превалирующее значение для этики. Однако, как в ранних, так и в поздних сочинениях кенигсбергского философа, мы видим указание на все же непреходящую важность Бога для учения о нравственности, что сближает его взгляды с крузианскими. Помимо этого, элементы влияния мы можем проследить в формировании типов императива у Канта, различении намерения и действия в морали.