Статья: ВЕЛИКОЕ ЧУДО - ЭТО ЧЕЛОВЕК. ФЕНОМЕН ЧЕЛОВЕКА У АСКЛЕПИЯ ДИАЛОГ ГЕРМЕСА ТРИСМЕГИСТА (2024)

Контакты Китая с греческим миром, как показано в предыдущих исследованиях, были обширными в хронологическом плане. Несомненно, они начались в древности и продолжались вплоть до развитого Средневековья (римское посольство в Китае династии Сун). Однако в отечественной и зарубежной научной литературе часто встречаются весьма сомнительные примеры связей между Дальним Востоком и греческой культурой. В этой статье мы рассмотрим некоторые из них. Примечательно, что при изучении греко-китайских контактов часто приходится решать вопросы, касающиеся этнокультурной ситуации в «мире ранних кочевников». Последний простирался от Северного Причерноморья до Забайкалья и Ордоса. В статье также рассматривается проблема сопоставления «этнонимов» из нарративных источников с археологическими культурами, памятники которых были найдены на севере Китайской Народной Республики.

В статье рассматривается проблема атрибуции текстов, цитируемых Файласуфом аль-Фараби в его книге «Гармония двух мудрецов». Автор доказывает, что, вопреки мнению современных западных учёных (П. Адамсона, Ф. Циммермана), аль-Фараби хорошо знал хорошо известную исследователям вульгатную версию апокрифа «Теология Аристотеля», которую он использовал при работе над текстом «Гармонии…». Это также свидетельствует о том, что мыслитель время от времени обращался к фрагментам «Элементов теологии» Прокла, включённым в арабский корпус Аристотеля. Отдельно в статье обсуждается роль «Теологии» Псевдо-Аристотеля в становлении мистических учений восточных перипатетиков.

В статье рассматриваются две речи Максима Тирского, посвящённые активной и созерцательной жизни (XV–XVI). Параллели с другими авторами (Апулеем, Алкеновом) показывают, что эта тема стала популярной в платонической традиции. Максим использует хорошо проработанный материал, но применяет новую форму его изложения — двойные речи (disputatio in utramque partem). В этой статье представлен краткий обзор проблемы активной и созерцательной жизни, чтобы обозначить контекст, в котором следует рассматривать философские речи Максима. Несмотря на то, что в речах нет оригинальных идей, представляется интересным изучить использование платоновского материала и выбор диалогов, которые использовались для аргументации тезиса и антитезиса. Анализ речей показывает, как Максим использует диалоги «Горгий» и «Государство», заимствуя некоторые образы и тематические отрывки. «Апология Сократа» Платона занимает особое место в композиции шестнадцатой речи. Используя работу Платона в качестве образца, Максим пишет речь, которую Анаксагор мог бы произнести перед жителями Клазомен, защищая свой образ жизни.

В этой статье я рассматриваю концепцию материи — как первичной материи, так и физической материи мира, то есть элементов — в византийской философии XI века, а именно в трудах Михаила Пселла и Иоанна Итала. В частности, меня интересует, как концепция материи интерпретируется в связи с идеей сотворения и конечности мира. Я прослеживаю связь между философией XI века и позднеантичными дискуссиями о материи. Я сосредоточусь на аргументах Филопона против идеи вечности мира и его определении материи как трёхмерного протяжения, а также на анализе материи как принципа телесности у Симпликия. Однако для меня важно показать не только зависимость византийских философов от Филопона и Симпликия, но и их самостоятельность в определении философских терминов. Интеллектуальный горизонт мышления Михаила Пселла и Иоанна Итала, который влияет на подход этих философов к обсуждению физических концепций, отличается от горизонта поздней античной философии.

Проблема соотношения философии и риторики, которая широко обсуждалась в поздней античности, вновь становится актуальной в Византии в XI–XII веках. Задача данной статьи — определить, какую позицию по этому вопросу занимал Михаил Италик († до 1157 года), византийский учёный, ритор и философ-неоплатоник. Уже отмечалось, что в двух своих работах Италик сформулировал две противоположные точки зрения: в одной он утверждал, что философия бесполезна и намного уступает риторике, а в другой превозносил философию, способную не только исследовать абстрактные предметы, но и заботиться о человеческом благе. В статье анализируются эти и другие тексты, в которых Италик рассуждает о философии и риторике. Показано, что Италик отдавал предпочтение философии, но также высоко ценил красноречие. Сделан вывод, что идеал Михаила Италик, как и другие авторы того периода, был синтезом философской мысли и риторической элегантности. В его работах приводятся примеры, показывающие, как этот синтез реализовывался на практике. Этой позиции противоречит лишь одно небольшое эссе Италика, в котором он утверждает превосходство риторики над философией. Этот текст, довольно необычный в контексте позднеантичной и византийской традиции, вероятно, является примером риторической игры, не отражающей взглядов автора.

Размышления об интеллектуальных способностях и их правильном применении начинаются с разговора о божественном духе и человеческой душе. Гераклит, по-видимому, первым объяснил, что все высшие умственные способности основаны на этическом формировании. Таким образом, самосознание приводит, как это также видит Гегель, к нормативной социальности как своей трансцендентальной основе.

Настоящее исследование направлено на углубление понимания политической философии Ксенофонта, отражённой в исследовании Сократом экономических знаний в диалоге под названием «О экономике». В исследовании основное внимание уделяется шести традиционным составляющим ойкоса, или домашнего хозяйства (дом, вещи, рабы, земля, лошади и жена), которые тесно связаны с шестью аспектами человеческой жизни (удовольствие, порядок, власть, досуг, обогащение и образование), представленными идеальным джентльменом (богатым и успешным) Исократом и его учеником, (бедным и несчастным) философом Сократом. Это демонстрирует, как Сократ, изучая экономическое учение Исократа, радикально трансформирует его, одновременно показывая наиболее серьёзные возможности, лежащие в основе общепринятых представлений об экономической и политической жизни, а также присущие им ограничения в их реализации, которые угрожают подорвать (и действительно подрывают, в случае с Сократом) общепринятые представления о жизни.

В статье высказывается предположение о возможной отсылке к «Сатирикону» Петрония в романе Федерико Феллини «Брачное агентство» (Un’agenzia matrimoniale), который является частью фильма-антологии «Любовь в городе» (L’amore in città, 1953), снятого группой итальянских режиссёров. Итальянский кинорежиссёр неоднократно признавался, что открыл для себя Петрония ещё в годы учёбы в лицее в Римини. Автор статьи приводит аргументы, свидетельствующие о возможном влиянии Петрония на Феллини; он проводит параллели между древней историей ужасов, рассказанной вольноотпущенником Ницеросом на пиру у Тримальхиона (Сат. 61–62), и современной историей, созданной Федерико Феллини. Эти параллели в историях об оборотнях (versipellis), встречающихся в «Сатириконе» Петрония и в «Брачном агентстве» Феллини, являются правдоподобными совпадениями. Феллини выбрал историю об оборотне, которая, возможно, была навеяна романом Петрония, оказавшим на него большое влияние в юности. А история ужасов о ликантропе, рассказанная Ницеросом, несомненно, является одной из самых запоминающихся на «Пире Тримальхиона». Если предположение, высказанное в статье, верно, то «Брачное агентство» — это ещё один фильм Феллини, в котором, наряду с «Сатириконом», фигурирует Петроний, и, что самое важное, это произошло за полвека до его «историографического» шедевра.

В этой статье рассматривается вопрос об идентификации божества, изображаемого в виде человека со львиной головой, которое ассоциировалось с Эоном и отождествлялось с орфическим богом Хроносом. Автор оспаривает отождествление Эона с орфическим Хроносом, опираясь на свидетельства Прокла и Дамаския, которые выделяют Эона как отдельную сущность, отличную от Хроноса. Кроме того, автор предпринимает попытку проиллюстрировать орфического бога Хроноса на основе описания Дамаския.

В этом эссе будет рассмотрена функция персонификации самого Парменида в образе коня Ибикуса в «Пармениде» Платона. Анализируя это отступление Парменида, мы продемонстрируем, что персонификация является аллегорическим элементом Платона, роль которого в диалоге имеет решающее значение для понимания замысла автора во второй, более обширной части «Парменида».

Цель этой статьи — исследовать, как в «Хармиде» Платона формируется дискуссия по поводу а) онтологического и эпистемологического подходов к добродетели умеренности и б) перехода от общего определения добродетели к её проявлению в человеке. Мы опираемся на «Хармид» Платона. После краткого изложения того, что обсуждалось в отрывке 156d-157c, где мы следуем взглядам Платона на душу того времени, мы сосредоточимся на том, как развивается диалектика между Сократом и Хармидом в отрывке 157c-158e. Наша статья включает в себя, помимо введения и эпилога, две главы. Первая глава в основном аналитическая, а вторая состоит в основном из синтетических суждений. Оба они важны в основном по методологическим причинам, поскольку с их помощью мы можем проследить, как умеренность постепенно превращается в вопрос, требующий изучения, и как афинский философ пытается заложить основы дискуссии, основанной на рациональном мышлении, уделяя основное внимание критериям, которые человек может использовать, чтобы доказать, что он обладает умеренностью.