SCI Библиотека

А. Моля является интересной попыткой распространить методы математики, кибернетики и экспериментальной психологии на изучение некоторых вопросов эстетики. По существу книга представляет собой первую монографию, где с точки зрения теории информации рассматриваются сложные проблемы художественного восприятия и творчества.

Помимо интересных обобщений, в книге содержится богатый фактический материал, широко привлекаются примеры из области музыки, литературы, изобразительных искусств, театра, кино и телевидения и излагаются собственные исследования автора в области „экспериментальной эстетики“.

К книге приложена богатая библиография, существенно дополненная редакторами русского издания.

Во вступительной статье и послесловии дана философская и конкретнонаучная оценка книги.

Книга написана языком, понятным как специалистам гуманитарных направлений, так и представителям точных наук. Она представляет значительный интерес для работников искусства и литературы, философов, психологов и специалистов в области эстетики, для математиков и инженеров, разрабатывающих проблемы моделирования психических процессов, и для широких кругов советской интеллигенции.

Аристотель в «Аналитике» задался целью исследовать простой силлогизм. Однако если целью «Первой Аналитики» является простой силлогизм, то почему уже в самом начале он говорит: «Прежде всего следует сказать о том, что является предметом исследования и кем оно должно быть выполнено, а именно что исследовать должно доказательство и что это — дело доказывающей науки». Как видим, уже в предисловии он говорит о доказательстве.

Недавно журнал «Арт ин Америка» предпринял попытку ответить на вопрос: какими будут живопись и скульптура через сто лет?

Автор статьи открывает перед читателем «радужную» картину: всеобщая взаимозависимость и взаимозаменяемость людей приведет к типизации их деятельности, исчезнет всякое разделение труда, люди превратятся в анонимных индивидов, чьи функции будут стандартны и массовидны.

«Усредненный» человек появится благодаря машине, которая откроет перед ним безграничные возможности творчества: «Визуальные идеи посредством математических коэффициентов и благодаря запрограммированной деятельности механизмов могут быть превращены в матрицы, которые, будучи пропущены, в одном случае, через рисовальные машины, дадут живописные произведения, в другом — через прокатные установки — дадут скульптурные произведения» 1 1.

Предлагаемая вниманию читателя книга написана группой научных сотрудников кафедры философии Института общественных наук при ЦК СЕПГ — А. Арнольдом, Т. Япсевом, Ф. Кольсдорфом, К. Лингнером, И. Петерсом, Г. Рейнгардтом, В. Шубардтом, В. Зейдель Хепшером, Г. Титцманом, Г. Ульрихом. В работе подвергнута обстоятельной и аргументированной критике фальсификация марксистско ленинской философии со стороны западногерманских клерикальных философов.

В книге рассматриваются следующие проблемы: отношение марксизма к его теоретическим источникам в свете клерикальной интерпретации, понятие отчуждения и его клерикальная интерпретация, извращение клерикальными философами марксистского учения о классах, классовой борьбе, пролетарской революции и диктатуре пролетариата. Одна из глав посвящена характеристике марксистско ленинского понимания свободы личности и критике антимарксистских концепций по этому вопросу.

Издание рассчитано на широкие круги читателей.

Мне было бы гораздо приятнее, судьи, если бы Публию Сулле некогда удалось достигнуть высокого положения и блеска и если бы после несчастья, постигшего его, он был вознагражден за свою умеренность.

Но неблагоприятное стечение обстоятельств привело, с одной стороны, к тому, что он из-за всеобщей неприязни к искательствам и вследствие исключительной ненависти к Автропию был лишен почета, связанного с высокой должностью, с другой стороны, к тому, что все еще находятся люди, гнева которых он не смог бы насытить даже видом своей казни, хотя теперь уже от его прежнего благополучия остаются лишь жалкие крохи; поэтому, хотя мое огорчение из-за несчастий, постигших его, и велико, все же я, несмотря на свои злоключения 1, рад воспользоваться удобным случаем, когда честные мужи могут оценить мою мягкость и милосердие, некогда известные всем, а теперь будто бы исчезнувшие, бесчестные же и пропащие граждане, окончательно обузданные и побежденные, должны будут признать, что я, когда государство рушилось, показал себя непреклонным и мужественным, а после того, как оно было спасено 2 2, — мягким и сострадательным.

Автор предлагаемой вниманию читателя работы ставит новый для литературоведения вопрос — о той роли, которую сыграло для Достоевского при написании романа «Братья Карамазовы» знакомство с трудом Иммануила Канта «Критика чистого разума».

Это — не историко философское, а написанное как размышление читателя литературоведческое исследование о связи романа Достоевского с основными положениями учения Канта об антиномиях — как о якобы неразрешимых противоречиях чистого разума. Хотя их неразрешимость в космологическом плане, по Канту, мнима, Достоевский снимает эту мнимость, усматривая под ней более глубокий моральный смысл, как бы утаиваемый Кантом.

Бур (Buhr), Манфред (p. в 1927 г.) — немецкий философмарксист, заместитель директора Института философии Германской академии наук в Берлине, автор ряда работ по проблемам истории философии и современной буржуазной идеологии, один из редакторов „Philosophisches Wörterbuch“ (Leipzig, 1964).

Советский читатель знает М. Бура по статьям, опубликованным в журнале „Вопросы философии“: „Немецкий экзистенциализм и реидеализация идеологии в Западной Германии“ (1962, № 12) и „Иоганн Готлиб Фихте“ (1964, № 2). Настоящая книга написана автором специально для издательства „Мысль“.

Вы, конечно, удивляетесь, судьи, почему в то время, когда столько выдающихся ораторов и знатнейших людей сидит спокойно, поднялся именно я, хотя ни по летам своим, ни по дарованию, ни по влиянию я не могу выдержать сравнения с этими вот, сидящими здесь людьми. Все-то, кто, как видите, находится здесь 1, полагают, что в этом судебном деле надо дать отпор несправедливости, порожденной неслыханным злодейством, но сами они дать отпор, ввиду неблагоприятных обстоятельств нашего времени 2, не решаются. Вот почему они, повинуясь чувству долга 3, здесь присутствуют, а, избегая опасности, молчат.

(2) Что же следует из этого? Что я — всех смелее? Ничуть. Или что я в такой степени превосхожу других своим сознанием долга? Даже эта слава не настолько прельщает меня, чтобы я хотел отнять ее у других. Какая же причина побудила меня более, чем кого-либо другого, взять на себя защиту Секста Росция? Дело в том, что если бы кто-нибудь из присутствующих здесь людей, влиятельных и занимающих высокое положение, высказался и произнес хотя бы одно слово о положении государства (а это в настоящем деле неизбежно), то было бы сочтено, что он высказал даже гораздо больше, чем действительно сказал.

(3) Если же я выскажу без стеснения все, что следует сказать, то все же речь моя никак не сможет выйти отсюда и широко распространиться среди черни. Далее, слова этих людей, вследствие их знатности и известности, не могут пройти незамеченными, а любое неосторожное выражение им не простят ввиду их возраста и рассудительности; между тем, если слишком свободно выскажусь я, то это либо останется неизвестным, так как я еще не приступал к государственной деятельности 4, либо мне это простят по моей молодости; впрочем, в нашем государстве уже разучились не только прощать проступки, но и расследовать преступления 5 5.

Многовековая история украинского народа — это история героической борьбы трудящихся, эксплуатируемых классов за свое социальное освобождение от гнета и эксплуатации. Исторические условия жизни трудящихся Украины сложились так, что борьба эта происходила одновременно и за освобождение от национального гнета и за воссоединение всей Украины в едином демократическом государстве.

Украинский народ многие столетия находился под чужеземным игом, разделенный на части; он изнывал под гнетом русского царизма и АвстроВенгерской монархии и был лишен свободного национального развития.

На протяжении веков с надеждой обращали свои взоры к небу миллионы людей. Именно там религии всех народов помещали господа бога. Но человек, покоривший многие стихии природы, не оставивший места сверхъестественным силам на земле, дерзновенно проник и в эту, казалось, недосягаемую цитадель «всемогущего существа». Замечательные полеты советских космонавтов Ю. Гагарина, Г. Титова, А. Николаева и П. Поповича открыли человечеству путь к межпланетным путешествиям.

Служители религии, ошеломленные успехами человека в освоении космоса, пытаются сейчас уверять, что вторжение человека в «господни владения» произошло с «божьего благословения» и с «божьей помощью». Возникает вполне закономерный вопрос: почему бог «благословил» атеистов первыми полететь в космос?